В левом нефе, под мраморной аркой — рака. Там мощи. Сверху, на раке, под стеклом ковчег, в нем глава Димитрия. Пес приложился. Потом лоб свой положил на камень холодный. Он постоял так с пол минуты, потом отошел. Странно как-то. Такого неожиданного спокойного счастья на горе не было. Мучило что-то. Теперь прошло.
Свечи здесь толстенные и высоченные. Восковые. Он поставил одну во здравие, одну за упокой. Сейчас следовало уходить, проверяясь, не паникуя. Всякое могло произойти…
И в Греции нашлось свое Кузьмолово. В этом самом «Кузьмолове» он, совершенно трезвый, сидел в кресле и смотрел телевизор. Те, кто помогал ему на этот раз, тактично оставили его одного. Вместо того, чтобы отправиться куда-нибудь в тихую безопасную страну на неопределенно долгое спокойное время, он попросил сделать ему коридор в Россию. Вольному — воля. Только кто будет участвовать в ближайшее время в похоронах красного стрелка и где это случится?
А пока он вспоминал, как выходил из последней своей операции в Латвии.
… Он открыл саквояжик черного цвета, в нем флакон, тампоны. Грим смывался тяжело, неприятно. Глянув в зеркальце, он остался недоволен.
Туалет чистый, музыка из приемника, нет никого. Сунув мелочь в окошечко, подошел к раковине и включил горячую воду. Отмывался долго, основательно. Посмотрел на себя в зеркало. Вид неприятный, лицо «слетело». И так быть не должно. В зеркале увидел другое лицо, за спиной. Мужчина малую нужду справил и теперь застегивается. Вначале они в зыбкой амальгаме глазами встретились и не понравились друг другу, потом Пес обернулся. Мужчина явно растерялся и даже попятился, побледнел.
После того, как он покинул туалет, сел в машину и уехал, мужчина на негнущихся ногах подошел к телефону заведения, попросил разрешения позвонить. Узнав, что телефон не работает, вышел наружу, стал искать автомат, увидел мужчину с «трубой».
— Вы не могли бы позвонить в полицию?
— Не мог бы, — ответил тот по-русски.
— Здесь опасный преступник.
— Что вы говорите?
— Умоляю, нужно позвонить.
— Нужно, так звоните.
— Откуда?
— А мне какое дело?
— Вы за это ответите. Я сейчас номер вашей машины запишу.
— Какие мы законопослушные.
— Он уехал. А я даже не знаю, в какую сторону. И уехал ли вовсе.
— Да иди ты.
На счастье мужчины полицейская машина показалась на шоссе. Он выскочил навстречу, замахал руками, запрыгал.
— Я видел его, того, из телевизора.
— Этого? — и мужчине показали несколько фотографий в альбомчике. Пес — на третьей по счету.
— Вот он.
— Где вы его видели?
— Только что в туалете. Он мыл лицо.
— Документы у вас есть?
— Нет.
— Поедем с нами.
— Зачем?
— Как он был одет?
— Я… Я не заметил.
— То есть как?
— У него лицо такое страшное и он приблизился.
— Хорошо. Но хоть куртка, что еще?
— Серого цвета пиджак и брюки черные. Туфли не помню.
— Рубашка…
— Не помню.
— Головной убор?
— Не было.
— Куда он делся?
— Вышел.
— И уехал?
— И уехал.
— На чем?
— Не знаю.
— А когда в туалет входили, много здесь машин стояло?
— Одна.
— Вот эта?
— Нет, другая.
И мужчина дал описание машины. Через тридцать минут мужчину отпустили, записав номер домашнего телефона.
… Его остановили на следующем посту, примерно в тридцати верстах. Полицейских двое. Им лет по сорок и они русские. Это он понимает по полному отсутствию акцента и по некоторым национальным повадкам. Ну, их счастье. Он просто-напросто выходит из машины, даже не прихватив с собой оружия, и направляется к лесу, через поле.
…Он побежал. Метров триста до опушки леса. Поле в кочках и рытвинах, в высокой траве заболочено. В спину кричали на латышском, потом по-русски: «Стой, стреляем, стой». Но никто не бросился за ним. Полицейских двое. Машина застрянет, по всей видимости, сразу. Можно было и стрелять, но только зачем? Некуда ему было деваться, только он еще не знал этого, и потому, пригибаясь, раскачиваясь, ныряя влево и вперед, направо и назад неумолимо приближался к лесу, недоумевая, почему нет выстрела. Под конец он подвернул ногу, упал, поднялся, оглянувшись на миг, и, «достав» опушку, перекатился, а потом нырнул за первое дерево.