– Я говорю, ты бы все-таки подумал и тоже уехал. Здесь в ближайшее время будет все хуже и хуже, все больше кровавой клоунады и пелевенского фарса. Все нормальные люди уезжают…
«Кем быть лучше, Пеннивайзом у пидарасов или пидарасом у Пеннивайза?» – внезапно мозг прожигает леденяще мертвая мысль, я невольно морщусь и, стараясь сохранить самообладание, говорю:
– Не у всех есть возможность уехать, не всем такое по карману, а у кого-то есть обязательства перед семьей, перед другими людьми, а кто-то, может, из принципа не хочет…
Я замолкаю – сзади Сереги стоит почти сформировавшаяся мглистая тень, она шепчет, а у меня начинает нестерпимо ныть в висках:
«Или танцующий клоун, или вальсирующий пидар, или кормовой скот, но в любом случае вы все будете плясать под нашу дудку. Все до единого! Вам всем придется выбирать, других вакансий здесь не осталось», – глаза тени мерцают злым призрачно желтым светом, в нос бьет запах разлагающейся на сорокоградусной жаре мертвечины, а меня самого бросает в тяжелый пот, будто на улице и в самом деле стоит знойный август, а не холодный ноябрь.
– Да брось ты… – отвечает Серега и вдруг музыка взрывает тишину, не дает договорить моему товарищу, перебивает призрачные нашептывания тени. Я невольно вздрагиваю, и хриплый голос завывает:
Но я, я остаюсь.
Там, где мне хочется быть.
И пусть я немного боюсь,
Но я, я остаюсь…
Серега достает из кармана мобильник, подносит его к уху:
– Алё!.. Да, Инга, я уже выезжаю, жду такси… не волнуйся не опоздаем, все под контролем… да… да…
Между тем тень, излучая тошнотворный смрад тысяч гниющих тел, продолжает нашептывать:
«На этой планете от нас не убежать, мы вас везде настигнем. Везде! И твоего дружка, и твою семью, твоих детей, твоих ублюдочных дочек и тебя самого… всех вас».
– Скоро буду, целую, – Серега отключает телефон, внимательно смотрит на меня и, чуть помедлив, произносит:
– В общем, не тяни с этим. Сейчас все стихает, но это временно. Думай быстрей, пока вторую волну не объявили, а там уж все совсем непредсказуемо пойдет. Да и, сам понимаешь, не только во второй волне дело, а во всей этой блядской обстановке.
С трудом сдерживаясь, чтобы не замычать от боли и невыносимой вони, я киваю и, потупившись, стараясь не глядеть на тварь, говорю:
– Обещаю, но при одном условии: смени рингтон на телефоне на что-нибудь из The Cranberries.
«Это тебе не поможет, – угрожающе рычит тень, – ни тебе, ни ему, ни твоим потаскухам! Не смей… не смей…»
– Зачем? – удивляется Серега.
– Просто сделай, как я прошу. Прямо сейчас, – мой голос срывается. – Считай, что это на счастье. Если сделаешь, все будет в порядке и у нас, и у вас...
Я вижу периферийным зрением, как тень, приближаясь к уху Сереги, разевает гигантский рот, обнажает зубы – белые, тонкие, заостренные, расположенные в несколько рядов вглубь. Я заставляю себя поднять глаза и заглянуть в бездну: ослепительно белые частоколы, выдвигающиеся из мглистого морока смердящей черной пасти. Это вынуждает меня снова отвести взгляд, и я, почти умоляя, повторяю:
– Поставь прямо сейчас. Немедленно!
– Ладно, ладно, – Серега, недоуменно косясь на меня, тыкает в экран мобильника, – группа хорошая, поставлю Bosnia.
Телефон вибрирует, и голос Долорес-спасительницы возвещает:
I would like to state my vision
Life was so unfair…
Раздается яростное шипение – тень, извивающуюся и пыхающую темными туманными струйками, отбрасывает от Серегиного плеча, каждый новый аккорд нещадно лупит по ней, каждое слово Долорес вырывает из мерзкой твари огромные клоки мглы, которые тут же растворяются в сыром воздухе.
We live in our secure surroundings
And people die out there…
Тварь из последних сил тянет к нам резко утончившиеся черные костлявые руки, они вытягиваются и, кажется, достигают в длину полутора метров, пальцы превращаются в спицы, острые и крючковатые, которые тоже вытягиваются и почти касаются Серегиного затылка. Вдруг раздается хлопок – тварь с яростным шипением исчезает, головная боль мгновенно проходит, запах мертвечины испаряется, и остаются лишь ароматы прелой листвы и мускуса.
Облегченно выдохнув, я вытираю пот со лба, а Серега, оглядывается и, ничего не обнаружив за своей спиной, прячет телефон в карман брюк, а затем говорит:
– Ты как-то дерьмово выглядишь. Ты не заболел?
– Нет, – отвечаю я, – все нормально. Ты точно не хочешь, чтобы я тебя проводил до аэропорта?
– Не надо, – отмахивается Серега, – Инга опять плакать начнет. Она в последнее время только и делает, что плачет. Это на Вовку плохо влияет, а он у меня нервный пацан. Нет, не надо.