Выбрать главу

На ходу Тея размышляла, что, если бы не учитель Вунш, она могла бы многие годы прожить в Мунстоуне и так и не познакомиться с Колерами, никогда не увидеть ни их сад, ни обстановку их дома. Помимо часов с кукушкой, достаточно удивительной диковины (хозяйка говорила, что держит их ради компании, чтобы не было так одиноко), в доме Колеров была еще одна вещь, чудеснее которой Тея не видала за всю жизнь. Но об этом позже.

Чтобы давать уроки другим ученикам, учитель Вунш ходил к ним на дом. Но что касается Теи, однажды он заявил миссис Кронборг, что у Теи талант и что, если она сама станет ходить к нему, он сможет учить ее, не вылезая из тапочек, и это будет гораздо лучше. Миссис Кронборг была незаурядная женщина. Слово «талант», которого не понял бы ни единый человек в Мунстоуне, даже доктор Арчи, она поняла отлично. Для любой другой обитательницы города это слово означало бы, что девочка должна ежедневно завивать волосы и выступать перед публикой. Но миссис Кронборг знала, что это означает: Тея должна заниматься по четыре часа в день. Ребенок с талантом должен сидеть за пианино, точно так же как ребенок с корью должен лежать в кровати. Миссис Кронборг и все три ее сестры учились играть на пианино и хорошо пели, но таланта ни у одной из них не было. Их отец играл на гобое в оркестре в Швеции, прежде чем приехал в Америку искать лучшей жизни. Он даже был знаком с Дженни Линд. Ребенка с талантом нужно было держать за пианино, поэтому дважды в неделю летом и раз в неделю зимой Тея перебиралась через овраг к Колерам. Дамы в церковном кружке считали, что дочери проповедника не подобает ходить в такое место, «где постоянно пьют». Надо сказать, что сыновья Колеров даже пива чурались. Они стыдились родителей и при первой возможности ушли из дома; теперь они шили одежду на заказ у портного в Денвере, подбривали шею под волосами и оставили прошлое позади. А вот старый Фриц и Вунш, наоборот, частенько сидели за бутылочкой. Они приятельствовали; может быть, их связывала бутылка, в которой они стремились обрести потерянные надежды, может быть — общие воспоминания о другой стране; а может быть, виноградная лоза, растущая в саду, — узловатый, жилистый куст, полный сантиментов и тоски по родине, которую немцы привозят с собой в любой уголок земли.

Подходя к дому, Тея сквозь розовые перья тамариска в изгороди увидела учителя Вунша и миссис Колер, которые работали лопатой и граблями. Участок пока выглядел как рельефная карта и ничем не напоминал будущую буйную поросль. Летом здесь разрастутся настоящие джунгли! Вьющаяся фасоль, картошка, кукуруза, лук-порей, кейл, красная капуста и даже такие овощи, для которых у американцев нет названия. Миссис Колер вечно получала почтой семена из Фрипорта и со старой родины. А цветы! Высоченные подсолнухи на корм канарейке, тигровые лилии, флоксы, цинии, венерины башмачки, портулак и мальвы. В саду, кроме плодовых деревьев, росли огромная катальпа с кроной в виде зонтика, крупнолистный тополь, две европейские липы и даже гинкго — прямое остроконечное дерево с листьями в форме бабочек, которые под ветром трепетали, но никогда не гнулись.

Тем утром Тея к своему восторгу увидела, что два олеандра — один с белыми цветами, один с разовыми — вынесли из погреба, куда прятали на зиму. В самых засушливых частях Юты, Нью-Мексико, Аризоны не найдется немецкой семьи, у которой не было бы в хозяйстве олеандровых деревьев. Какими бы лоботрясами ни были рожденные в Америке сыновья, ни один из них не смеет ослушаться приказа и всякий покорно, надрываясь и напрягая все мускулы, тащит здоровенную кадку с деревом вниз в погреб, если дело происходит осенью, или наверх, если весной. Они могут тянуть время, но в конце концов вступают в поединок с кадкой.

Тея вошла в калитку, и учитель прислонил лопату к белому столбику, подпирающему строение с башенками — голубятню, — и вытер лицо рукавом: почему-то у него никогда не бывало с собой носового платка. Вунш был коротенький и плотный, а грубой лепки плечами напоминал медведя. Лицо темно-красное, кирпичного цвета, с какими-то даже рытвинами, а не морщинами, и дряблая кожа свисала складкой над тем местом, где предполагался воротничок; впрочем, медная пуговица для воротничка там была, а самого воротничка не было. Глаза учителя всегда были налиты кровью. У него был грубый, презрительно изогнутый рот и кривые желтые зубы, сильно сточенные по краям. Кисти рук квадратные, красные, редко чистые, но всегда живые, нетерпеливые, даже сочувственные.