- Я вспомнила одного человека. Не знаю, что сейчас с ним. Юноша. Он очень похож на вас… простите.
Она думала о Бриане. Мальчик предупреждал ее, что ей не стоит покидать корабль Мишеля. И как же он был прав! Пятнадцатилетний юноша оказался дальновидней нее!
И почему этот доктор напомнил ей о графе?
Доктор вернул ее на кровать и встал. Выражение его лица изменилось. Глаза. Именно глаза сделали его холодным. Бездонная синева медленно затянулась тонкой коркой льда, когда он снова посмотрел на Диану. Она испугалась перемены. Тепло и забота слишком резко сменились холодом, и теперь казались иллюзией.
Незнакомец заговорил. Насмешка, смешанная с чем-то, смутно напоминающим разочарование, зазвучали в его голосе.
- Если я не ошибаюсь, то, скорее всего, вы говорите о том юнце, который весь день торчит в соседней каюте, надеясь с вами переговорить?
Диана вздрогнула и инстинктивно закуталась в одеяло. Она не поняла, разозлила ли она чем-то этого человека. И совершенно не поняла, что он сейчас сказал.
- Кто вы? - дрожащим голосом повторила она.
Доктор холодно улыбнулся. Чуть помедлил, прежде чем ответить.
- На море меня знают под именем Виразона, - наконец проговорил он. Очень тихо и предельно спокойно. - Добро пожаловать на «Черную пантеру», мадемуазель де Картафер.
Пират коротко поклонился и, не позволив ей ничего сказать, продолжил:
- С вашего позволения, я вас оставлю. Бриан был бы рад поговорить с вами наедине. Если что-нибудь понадобится, скажите ему, он знает, где меня найти.
Виразон вышел прежде, чем Диана успела задать хотя бы один вопрос. Сравнение его с Брианом было для него неожиданным или неприятным? Что так неожиданно заставило его измениться?
Что здесь делал…?
Синеглазый дьяволенок, растрепанный, бледный, влетел в каюту, стоило только пирату ее покинуть. Бриан бросился к кровати, на которой лежала Диана, схватил ее руки в свои и замер, стоя на коленях и прижимая ее пальчики к губам. Француженка не сдержалась. Слезы снова покатились по ее щекам. Боль, облегчение, непонимание – все смешалось.
Она не могла найти в себе сил спросить, что юноша делает на этом корабле, как они здесь оказались и что их ждет. Она просто была благодарна судьбе, что Бриан сейчас был рядом. Диана протянула руки, и юный граф заключил ее в свои объятия. Все так же молчал, крепко прижимая к себе ту, которую чуть было не потерял. Он словно спрятал ее от всего, что случилось, от всего, что могло с ней произойти. Юноша обнимал ее с трепетной нежностью, легонько поглаживая рукой по волосам. И неожиданно начал осыпать ее лицо и волосы почти что страстными поцелуями. Диана вздрогнула. Бриан замер, покраснел и отпрянул, смущенно бормоча какие-то извинения.
Француженка закуталась в одеяло, с трудом найдя в себе силы улыбнуться. Она не ожидала от него такой горячности, и теперь не знала, что ему сказать. Юноша, покрасневший и обескураженный, сел в кресло напротив нее и замер, не зная, что сказать. Он просто был счастлив, что она жива. Жива вопреки всему. Пожалуй, стоило позже поблагодарить Виразона за чудесное спасение Дианы.
Доменик сидел за своим столом. Диана заняла его каюту, ему пришлось оставаться в небольшом помещении, расположенном перед своеобразной спальней. Он уже давно превратил его в некое подобие приемной и рабочего кабинета одновременно. На столе лежал судовой журнал, который Виразон заполнял с завидной педантичностью, рядом были разбросаны какие-то карты, усеянные пометками. Прямо перед глазами пирата стоял портрет Памиры. Он заказал эту маленькую картинку сразу после того, как привез Памиру к будущему мужу, который во время осады Кандии жил под прикрытием Великого Султана в Стамбуле. С портрета на него смотрела шестнадцатилетняя, чуть испуганная, но уже красивая и волнующая девочка с необычными, яркими, зелеными глазами. Впервые за много лет тогда, он послушался порыва, удовлетворив желание постоянно видеть эти по-детски наивные и по-женски коварные глаза. С тех пор портрет не покидал его стола, хотя сейчас пират смотрел на него, не испытывая каких-то определенных чувств: Памира сильно изменилась.
Виразон задумчиво опустил подбородок на переплетенные пальцы, уперев локти в столешницу. Волосы он собрал в хвост, чтобы не мешались, но пара непослушных прядей все равно выбилась, своенравно падая на плечи пирата. Нужно было немного времени – просто подумать в одиночестве. Черт возьми, за последние дни он практически не оставался один, и теперь радовался блаженному покою. Пусть, недолгому, но столь долгожданному!