Знал, что, возжелав мужчину, принц редко требует раба. Скорее распаленным выйдет с арены и выберет себе бойца. Так, гладиатор с Истимы, продержавшийся на арене лишь двенадцать минут, сдался принцу, а потом провел у него в покоях целых шесть часов. Такие истории Эразм тоже слышал.
Разумеется, стоило принцу выбрать воина, и любой из них, словно раб, ему отдавался, ведь он был сыном короля. Эразму вспомнился воин, которого он видел в садах Нерея. Воображая, как принц его покрывает, он млел. «Невозможно даже представить силу, которой он обладает, – думал Эразм и содрогался всем телом. – Но однажды он возьмет меня».
Эразм сдвинул ноги. Каково будет принять удовольствие принца? Лежа нагим на кровати, он осторожно коснулся своей щеки – она пылала огнем. Воздух казался шелковым, кудри свесились на лоб, словно ветки. Эразм аккуратно убрал их с лица – и даже этот жест получился сверхчувственным, как медленное движение под водой. Подняв руки над головой, Эразм представил, что его запястья связаны лентой, а тело во власти принца. Он закрыл глаза. Представил, как тюфяк прогибается под чьей-то тяжестью, увидел над собой расплывчатый силуэт воина. В ушах прозвучали слова из поэмы: «Арзес, в омуте страсти утопший…».
В ночь огненного празднества Каллий пел балладу об Ифигении, которая любила своего господина и ждала его, несмотря ни на что. Эразм почувствовал, как в горле встает ком и, не дослушав балладу, ушел в темный сад, где среди аромата деревьев гулял прохладный ветерок. И пускай в саду музыка была хуже слышна, – ему вдруг страшно захотелось увидеть океан.
При свете луны океан казался иным: темным, непостижимым, но Эразм ощущал его близость, его бескрайний простор. Выглянув из-за каменной балюстрады, Эразм почувствовал лихую свежесть ветра. Океан будто стал частью его существа. Слушая плеск волн, он представлял, как они брызжут на него, заливают сандалии, затягивают в пенный водоворот.
Никогда прежде Эразм не знал такой тоски и душевного смятения… Сзади подошел Каллий. Заметив товарища, Эразм поведал ему о чувствах, нахлынувших на него в первый раз.
– Я хочу переплыть океан. Хочу увидеть другие земли. Хочу увидеть Кортозу и Истиму. Хочу увидеть место, где ждала Ифигения, и дворец, в котором Арзес отдавался любовнику, – бесстыдно признавался Эразм, не в силах бороться с тоской. – Хочу понять, каково это…
– Жить в большом мире, – подсказал Каллий.
Эразм имел в виду не это и уставился на Каллия, чувствуя, что краснеет. С Каллием тоже было что-то не так: он подошел к нему, прислонился к каменной балюстраде и вгляделся в океан.
– Что случилось?
– Кастор вернулся из Дельфы раньше срока. Завтра моя Первая ночь.
Эразм повернулся к Каллию: тот стоял с отрешенным видом и смотрел на воду, словно на невообразимые ему, Эразму, дали.
– Я буду стараться, – неожиданно для себя выпалил Эразм. – Я буду стараться нагнать тебя. В садах Нерея ты обещал мне, что мы встретимся вновь, а сейчас я обещаю это тебе. Я приду во дворец, а ты будешь там фаворитом – каждый вечер станешь играть на кифаре за королевским столом, и Кастор не сможет без тебя жить. Ты будешь блистателен. Нисос сложит о тебе песни, каждый мужчина во дворце будет смотреть на тебя и завидовать Кастору.
Каллий промолчал. Пауза тянулась так долго, что Эразма смутили его собственные слова. А потом Каллий с надрывом произнес:
– Я хотел бы, чтобы первым у меня был ты.
Каждое слово, точно маленький фейерверк, сотрясало тело Эразма. Казалось, он снова лежит нагой, на своем тюфяке, в своей маленькой комнате, откровенно демонстрируя желание. Его губы беззвучно раскрылись.
Каллий попросил:
– Можешь… можешь обнять меня за шею?
У Эразма больно сжалось сердце. Он кивнул, а потом захотел спрятать лицо. От собственной дерзости кружилась голова. Он обнял Каллия за шею, ощутил атласную гладкость его кожи и закрыл глаза, чтобы только чувствовать. На поверхность сознания всплыли строки:
Эразм прижался лбом ко лбу Каллия.
– Эразм… – голос Каллия дрожал.
– Ничего страшного. Ничего страшного, пока мы не…
Пальцы Каллия легли ему на бедра. Прикосновение вышло осторожным, даже беспомощным; между их телами по-прежнему оставалось расстояние. Но получилось, словно круг замкнулся – Эразм обнимал Каллия за шею, Каллий держал его за бедра. Казалось, пространство между их телами заволок горячий туман. Эразм понял, почему на его теле есть три запретных места: сейчас все они болели от неутоленного желания.