- Но Синтия... Не понимаю.
- Я боялся, Энни, я не святой и не гений. Такой же как все. Иногда тяжело заглянуть в себя. Дай мне поговорить с твоим отцом.
Она затаила дыхание, пытаясь обрести опору. Видит Бог, она любила его слишком сильно, чтобы долго сопротивляться. Она готова была стать Синтией ради одного его поцелуя, а сейчас он признается в любви ей, Энн, и никому другому. Но почему, хочется поскорее скрыться от жгучих черных глаз? Не потому ли это, что они столько раз бездумно причиняли ей боль, что побег вошел в привычку?
- Я не могу, - наконец вымолвила она. - Прости меня.
И, прометя по полу широким хвостом, сделанным из шелковых лоскутов всех морских оттенков, Энн поспешила к выходу, мысленно коря себя за отказ.
'Была бы я счастлива с ним? Может на миг, а потом сомнения и обиды затопили бы другие чувства. Я была для него пустым местом и не смогу простить этого'.
Дома, когда сонная горничная распутывала колтуны в длинных белокурых прядях, Энн безразлично смотрела на свое отражение в зеркале и вспоминала последний разговор на маскараде.
Почему она не счастлива до небес, услышав заветные слова из уст художника, а несчастна до глубины души?
Завязав ленточки на вороте кремовой ночной рубашки и отпустив горничную, Энн встала на колени и оперлась локтями на край кровати. В вечерней молитве она просила покоя для своей полной смятения души.
Можно ли верить его признанию? Эдмунд сказал, что полюбил ее с первого взгляда. Энн помнила их первую встречу. Отец тогда повел всю семью на Академическую выставку. Александра и матушка весело щебетали: меньше внимания уделяли картинам, а больше знакомым. Энн прогуливалась под руку с ними, но вдруг застыла подле полотна молодого художника, будто ступни опутали оковы, а на уши одели ватные беруши, наглухо отрезавших суетных посетителей, гул голосов и окрики родных. На картине, не оделяемой особым вниманием патронов, на песчаном береге моря в солнечный полдень возлежал царственный морской змей. Чешуя влажно блестела, хвост прятался в камышах, а голова повернута к Энн, будто он только что заметил ее и готов одним усилием мощного тела кануть в волны.
Она не ведала, что на картине видели другие, только с того момента по ее жилам бежал жидкий огонь, а щеки горели алым. Энн, бывало, снились красочные сны, и она была готова поклясться, что в одном из них к ней приходил именно этот морской владыка.
Энн повернулась к сестре, и растеряно спросила, чей кисти полотно. Анжелика плохо разбиралась в живописи, но хорошо знала у кого спросить. Через несколько минут Энн пристально рассматривала, спрятавшись за плечом матери, стройного джентльмена, с копной иссиня-черных волос, небрежно собранных в хвост черной ленточкой, мистера Эдмунда Гранта.
Энн долго искала предлог встретиться с ним, и, наконец, однажды появилась у порога его городского дома, под руку с дальней знакомой, Синтией и старой компаньонкой подруги, слишком много позволявшей своей подопечной.
Эдмунд открыл дверь, рассеянно оттирая масляные пятна с пальцев грубым полотном. Его взгляд скользнул по тонкой фигурке Энн и надолго задержался на статной Синтии. В тот день они заказали небольшой деревенский пейзаж, вот все, на что хватило карманных денег Энн.
В дальнейшем она не раз заходила в компании подруг или родственниц, якобы проверить работу над заказом, а на самом деле, чтобы поговорить с Эдмундом. Ах если бы разговоры задули пламень, горевший в сердце Энн! Его картины баламутили душу, словно весла юркой долбленки стылую реку, поднимая со дна ил, топя в водоворотах прошлогоднюю листву. Его слова выдавали родственную душу, созерцательную, склонную к грезам, только Эдмунд обладал дерзостью, которой Энн всегда не хватало.
И он выбрал Синтию, открыто, со всем пылом отдал свои симпатии другой.
Что же изменилось?
Следующее утро встретила Энн душистым букетом лилий, с посланием от мистера Торнтона. Он очарован ею, и считает мгновения до следующей встречи.
Энн не спеша одела голубое платье для прогулок, с синей ленточкой под грудью, и кружевом на рукавах. Анжелика уже спустилась вниз и завтракала тостом с клубничным джемом, вся светящаяся от счастья.
Сестре не терпелось знать все детали прошлого вечера, а Энн хотелось поделиться с кем-то, кто мог помочь навести порядок в мыслях.
- Не стоит принимать поспешные решения, - наконец сказала сестра. - Я не смогу простить пренебрежения Эдмунда. Твоя любовь светилась почище золотой гинеи, оброненной на проезжей дороге. Пусть я заинтригована мистером Торнтоном, но право, сейчас не время принимать его ухаживания когда твое сердечко только принялось заживать от любви.