Мельком поздоровавшись с Энн она обрушилась со всем пылом на Анжелику, расписывая свадебное платье, церемонию в церкви и званный ужин. Мистер Торнтон с честью выдержал женский щебет, все так же деликатно поддерживая Энн под локоть, только уголки его губ едва заметно подрагивали.
Синтия крутила в руках кружевной зонтик, поправляла выбившийся локон из под шляпки и, наконец, прямо посмотрев на офицера, заявила:
- А вы уже наслышаны о любви дорогой Энн к изобразительному искусству?
Энн чуть не задохнулась от возмущения, но мистер Торнтон лишь чуть крепче сжал ее локоток, поддерживая своей силой.
- Мне нравятся все увлечения мисс Сильвер, - коротко ответил он.
Синтия сразу сдулась, ее лицо еще больше покраснело. Анжелика воспользовалась паузой, чтобы распрощаться с новобрачной.
По дороге назад Анжелика чуть отстала, переброситься парой слов с общими знакомыми. Мистер Торнтон взял руку Энн в свою и тихо произнес:
- Я собираюсь попросить в следующую среду оставить нас наедине. Вы позволите мне, мисс Сильвер?
В это мгновение Энн вдруг проснулась как от долгого сна. Она поняла, что вся ее жизнь изменится в зависимости от ее ответа. Она в отчаянье пыталась найти подсказку в обветренных суровых чертах лица мистера Торнтона. Светло голубые, льдистые глаза смотрели на нее серьезно и испытующе, она понимала, что не может тянуть молчание.
- Почему я?
В этих двух словах вылилась вся неуверенность в себе, накопленная за предыдущие недели. Она обязана знать причину, по которой самый желанный холостяк выбрал именно ее...
Сэмьюэл Торнтон улыбнулся ей чуть грустной улыбкой, он медлил с ответом, стараясь из сотни возможных вычленить единственно правдивый.
- Потому, что вы добрая, мисс Сильвер.
Энн с удивлением встрепенулась, она совсем не ожидала от немногословного военного по-детскому простого ответа, и в то же время почуяла, что для него много значит простая человеческая доброта. Энн обнаружила, что всем телом развернулась к этому человеку. Ах если бы он дал ей больше времени, ах если бы погодил с судьбоносным разговором несколько месяцев, дал ей прийти в себя и исцелиться!
Она кивнула и его глаза зажглись искрометным восторгом, так, что ей тоже на мгновение полегчало.
Помолвка сестры состоялась с месяц назад. Сильверы готовились в к предстоящей свадьбе. Разрешение было официально получено, дом осаждала армия модисток, шляпниц, цветочниц, приходящей прислуги. В бальной зале поставили стол на пятьдесят персон. Анжелика рыдала весь вечер, так и не сумев сократить список приглашенных со ста пятидесяти.
Со всех концов Англии приходили подарки к помолвке и свадьбе. Самые приметные выставлялись на рассмотрение в голубой гостиной, на специально установленных полках и тяжелом дубовом столе. Искрились радугой хрустальные подсвечники, изящные фарфоровые пастушки опирались на посох, а чашечки из тончайшего фарфора с позолоченными краями возвышались над стопками кружевных десертных тарелочек.
Пришел подарок и от молодого художника, уже обретшего определенную известность в светских кругах. Он прислал пейзаж английского сада с живописными руинами, по последнему писку моды.
Энн долго стояла перед картиной, впитывая зелень листвы, и светло розовую линию заката, и потемневший мрамор колонн. Она заметила навостренные заячьи уши, выглядывающие из кустов в нижнем углу и мерцание родника под сенью деревьев. Ей захотелось присесть на витую скамью подле цветущего куста роз. Она легко коснулась подушечкой пальца выпуклого мазка внизу картины. О, как она скучала по художнику!
Незаметно, сзади подошла Анжелика и отец с матушкой. Сестра одобрительно отозвалась о размерах картине и цветовой гамме:
- Она отлично подойдет в салатовую гостиную на втором этаж, не правда ли? Но право, не кажется ли вам дурным тоном прислать полотно без подходящей рамки? Кому как не художнику решать подойдет ли тяжелая деревянная или что-то поизящнее, как ты думаешь, матушка?
Анжелика взяла картину в руки и тут из-за мольберта выпал еще один холст поменьше, который был спрятан за пейзажем как шкатулка в шкатулке.
Энн с изумлением вгляделась в собственный портрет, написанный рукой Эдмунда.
Он не приукрасил ее: не выпрямил чуть курносый нос, не затемнил светлые брови. Энн смотрела с холста живая и естественная, только в глазах читалась оленья застенчивость перед миром и детская надежда на чудо. Он сумел заглянуть ее сердце, и запечатлеть волшебными мазками.