Чистая правда: вот вижу чернявого мальчишку лет четырех-пяти от роду, с горделивой посадкой головы, явно осознающего свою привлекательность и с вызовом взирающего на мир вокруг завораживающими отцовскими глазами… А рядом с ним сквозь мрак времени пробивались фигурки еще двух мальчонок. Светлый, нежный Франсуа еще ходить толком не научился, а уже прижимает к груди лютню и, устроив инструмент на коленях, ибо держать малыш его еще не мог, и глядя на нее с неподдельным обожанием и, трепетно ласкает струны, не обращая абсолютно никакого на копошащегося рядом братика. Себастьяну годик, хотя нет, наверное, даже меньше. Непоседливый ребенок возится на мягком ковре, пытаясь выпутаться из рубашечки, и, неловко завалившись на бок, ударяется головкой о ножку колыбели. Начинает хныкать, детское личико кривится, но нянек, кажется, и след простыл, а сидящий рядом брат, словно глухой, даже не повернул головы на плач маленького.
Я уж хотела было сама подступить к ребеночку и попытаться успокоить, но тут к Себастьяну подлетел Франциск. Надменного выражения как не бывало: теперь на нем читалось беспокойство и сосредоточенность. Осторожно уложив малыша на сгиб левой руки (а ведь ему, наверное, тяжело, все же Себастьян уже не младенец, да и Франциск маленький), мальчик сделал какой-то странный жест правой, и тут из его пальцев вылились сверкающие безукоризненной белизной магические потоки. Ничего ж себе! Это так выглядит магия Жизни?!
Себастьян мигом успокоился и, устремив взгляд на брата, что-то заагукал, смешно улыбаясь маленьким ротиком, в котором еще не было ни одного зубика. Каким же счастливым было лицо Франциска! Он с таким умилением смотрел на крошку-брата, что я невольно залюбовалась. Интересно, это особенность магов Жизни, любить детей, или Франциск сам по себе такой?
Тут из тумана, окутывающего прошлое, вынырнула миловидная девушка с привлекательным лицом и такой безупречно тонкой талией, что ее никак нельзя было заподозрить в том, что двое из троих маленьких графов — ее чада. И ем не менее это была она, леди Индия…
— Франциск! — кинулась графиня к пасынку, намереваясь взять у него малыша. Видимо, боялась, что мальчик не удержит братика.
Но Франциск и не собирался отдавать предмет своей искренней любви, и в конце концов женщина смирилась.
— Нравится тебе братик? — светло улыбаясь и присаживаясь рядом с детьми прямо на пол, спросила она и ласково погладила Франциска по красиво лежащим (видимо, это от природы, не делали же ему укладку в пять лет?!) смоляным локонам.
— Очень! Жаль только, что он не девочка, брат то у меня уже есть! — заявил тот и тут же выдал. — Леди Индия, а вы родите мне сестричку?!
***
Что ответила ему леди Индия, мне услышать не довелось. Но я поняла одно: насчет Франциска я была неправа, когда думала, что это он и устраивал покушения на невест Его Светлости, а заодно и на их жениха. Почему-то после увиденного одна мысль о том, что старший сын сэра Гвейна желает смерти братьям, казалась откровенным наветом.
***
"Франциск купался во внимании всех южных барышень и не только. Но и брату позволял любить себя. Тогда я не задумывался о таком, но сейчас, наверное, считаю, что это было жестоко с его стороны. Я убедил его не придавать гласности любовь Франсуа, а ведь Франциск мог. Просто чтоб посмеяться над братом. Но потом он согласился со мной, что такое потрясение может подкосить отца…"
И снова граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон сказал мне абсолютную правду.
Вернее, то, что он считал правдой.
Пред моим взором предстала шумная компания, судя по всему, арендовавшая целый этаж одного из местных элитных клубов для своих гульбищ. Франциска я углядела сразу же: самый завидный на тот момент жених юга развалился на одной из кушеток, позволяя белобрысой девице с низкой степенью одетости усесться на нем верхом и бесстыдно тереться об него, попутно слегка царапая заостренными коготками его обнаженную грудь. Молодой граф явно наслаждался процессом, но друзья-приятели и не думали оставлять его на попечение партнерши.
— Ну, с Себастьяном все понятно, он хоть и с придурью, но нормальный, — прогрохотал густым басом шкафоподобный детина несуразных размеров, сосредоточив свое внимание на самой пышнотелой из представительниц прекрасного пола, обеспечивающих сборищу местной золотой молодежи мужского пола "приятный досуг". — Может, даже зря мы над ним потешаемся. Вот изучит малой "внешние и внутренние факторы влияния на длительность и глубину женского оргазма" — а с его дотошностью и кошельком сэра Гвейна изучит основательно, это можно не сомневаться! — и заткнет нас всех за пояс. Но Франсуа то?! Чего это наш дивный менестрель не ищет вдохновения в объятиях обнаженных нимф? Или муза будет ревновать? Слышь, Франциск! Тут разговорчики пошли, что твоего брата вдохновляет и не муза вовсе, а муз…
Договорить громила не успел: Франциск бесцеремонно скинул с себя обольстительную деву и, за долю секунды оказавшись рядом с говорившим, зарядил ему такой удар кулаком по лицу, что у того из носа кровь как из ведра мощной струей хлынула и мигом заляпала и роскошный костюм из дорогущего сукна, и начищенные до блеска туфли с франтовскими бантами, и передние выдающиеся формы пышнотелой девицы.
Все хором взвизгнули, Франциск же, напротив, выглядел неестественно спокойным. Устрашающе спокойным…
— Никто не смеет плодить нелепые слухи про моих братьев и разносить их по всему графству. А тот, у кого хватит кретинизма распустить свой поганый язык, будет иметь дело со мной.
— Но ведь ты же сам шутил…
— Мне — можно! Это мои братья. А кто в их сторону хоть взглянет косо, напорется на мой меч, ну, или налетит на кулак, это смотря как повезет. Ну что, Рувер, рассчитаем, какого диаметра будут синяки у тебя на физиономии, если я еще хоть один раз услышу от тебя нечто в этом же духе?
***
Тут туман времени снова сгустился, скрывая от меня и незадачливого Рувера, и поскуливающую проститутку, и заступившегося за Франсуа Франциска, который сам выражался в адрес братьев, как хотел, но не терпел нападок от других.
***
"Я выбил меч из его рук и хотел было приставить свой клинок к его шее, чиркнув по коже и расчертив ее алым. Вокруг бесновались зрители, все восторженно голосили, кто-то уже скандировал мое имя и с свистом и смехом поминал имя низвергнутого кумира. Шум стоял невообразимый, но я ничего вокруг не слышал. Эта была та самая вожделенная победа… Но в последний момент я встретился взглядом с братом… В нем кипела такая ненависть. Боль. Звериное отчаяние. И тогда я понял, что не хотел этого. Что мне не нужно его унижение, не нужно почитание толпы и ореол сильнейшего воина юга. Все, что хотел, я сам себе доказал, но мои порывы это не повод окунать в грязь Франциска. Да, я выиграл честно, но добивать его тогда… И тогда вспомнились слова Франсуа. Повторяя, как мантру, что за это поражение через много лет, в самую важную в моей жизни битву, мне улыбнется удача, я незаметно подтянул магией к руке брата кинжал, который он тут же нащупал и, сделав резкий рывок, вогнал мне практически под сердце…"
Да, вот клубы прошлого расходятся передо мной, открывая картину боя. Вот оружие вылетает из рук Франциска аж к жругому краю арены. Вот Его Светлость приставляет лезвие своего меча к горлу брата. Вот он морщится от рева зрителей. Вот на его лице что-то меняется. Вот он едва слышно шепчет несколько слов, и кинжал незаметно подползает к руке Франциска… Тот неверяще смотрит на соперника, но потом чуть виновато улыбается и — я это точно вижу! — целится в предплечье Себастьяна, чтобы вывернуться из-под его меча, встать на ноги и продолжить поединок… И тут прилетевшая со стороны трибуны силовая волна, которую не мог видеть никто из присутствующих, но которую почувствовала я, ударила Себастьяна сзади прямо под коленную чашечку. Меченосец ожидаемо привалился на один бок… а в следующую секунду Франциск уже ошалело таращился на кинжал, с его умелой руки вошедший в грудь младшего брата чуть ли не по самую рукоять. Ужас, неверие, паника — все это закружилось в изумрудных глазах.