Она была подготовлена к такому решению.
— Зачем же откладывать? — сказала сухо. — Завтра я еду туда же за свечами, можем поехать вместе.
— Ничего не имею против.
На следующий день Ольгу Ивановну словно кто подменил. Она снова была любезна и предупредительна. На вокзале заботилась обо мне, как о малом ребенке, не стесняясь того, что излишней суетливостью вызывала насмешливые взгляды пассажиров. Я раскаивался, что поехал с нею, хотя весьма был рад тому, что теперь-то уж будет положен конец ее шашням.
С вокзала мы направились в епархию, и в девятом часу утра смиренно ждали приема владыки. Мы были первыми у его дверей. Вскоре подсели к нам еще два священника.
По внешнему виду священника всегда можно определить доходы церкви, в которой он служит. На городском священнике ряса блестящая, шляпа только что с витрины. В разговоре он высокомерен, особенно с сельскими, бедно одетыми священниками, изредка лишь удостоит их вопросом:
— Вы откуда будете, батюшка?
Прибывшие вслед за нами были сельскими священниками, весьма радушными, разговорчивыми. Следом за ними вошел городской собрат, сделал общий поклон и уверенно прошел в боковую дверь. Через минуту вышел оттуда, сопровождаемый келейником владыки, мужчиной монашеского вида, одетый в гражданское платье.
Ольга Ивановна сидела рядом и как-то натянуто улыбалась всем, кто входил.
Наконец начался прием. В кабинет владыки мы вошли вместе. Принимая благословение, я краешком глаза заметил, что владыка в добром расположении духа. Такой же изучающий взгляд метнула на него и Ольга Ивановна. Епископ пригласил нас сесть и поинтересовался, за каким делом приехали.
Держа в руках отчет, я стал говорить о бедности храма, отсутствии необходимой утвари и облачений. Потом заявил, что средства на приобретение всего этого есть, но утаиваются ктитором, что у нее вошло в привычку скрывать истинные доходы церкви. Со всею прямотой я ознакомил владыку с деятельностью Ольги Ивановны и, положив на стол ее отчет, решительно заявил, что липу подписывать не стану.
Закончил я свой доклад так:
— Однажды умный человек предупредил меня, чтобы я не шел наперекор церковному совету. Но я не вытерпел и восстал, и теперь готов к самому худшему. Потому и жду вашего решения.
Владыка с минуту помолчал, задумчиво глядя в открытое окно, за которым ветер раскачивал ветви — ленты березы. Потом, повернув к нам лицо, сказал:
— Все церковные старосты — воры!
— Владыка, — сказал я, несколько смущенный его откровенностью, — перед вами церковный староста нашего прихода, — и я указал глазами на Ольгу Ивановну.
— Да и она такая же, — махнув небрежно рукой, сказал епископ.
— После того, что я вам рассказал, — добавил я, — на меня теперь посыплются жалобы, клеветнические письма. Неизвестные анонимы будут требовать убрать меня из прихода. Может быть, сейчас же подать прошение о переводе в другое место?
— Пусть пишут! Я буду жалобы рвать.
Ольга Ивановна не проронила ни слова. Она сидела перед епископом с красным-красным лицом, и руки ее, сложенные на коленях, заметно дрожали. Дважды пыталась она что-то сказать, и какие-то нечленораздельные звуки срывались с ее губ, но владыка не задал ей ни одного вопроса и, досадливо махнув рукою, сделал знак, чтобы она замолчала.
Вышли мы от епископа вместе, но тотчас расстались. Встретились в поезде, но всю дорогу Ольга Ивановна сидела неподвижно с закрытыми глазами и хранила упорное молчание. Не проявила она желания поговорить со мной и в машине. Ушла, не попрощавшись. Вот как я ей насолил! Нет, уж она этого вовек не забудет и не простит. Так и жди от нее новых гадостей.
3 июля
Вот оно, началось!
После воскресной службы в новенькой рубахе и каком-то невиданно-древнем, но еще крепком, без дыр, пиджаке, в больших, смазанных жиром кирзовых сапогах зашел ко мне с котомкою в руках Андрюша. Не выговорив и двух слов, он горько заплакал и, заикаясь, рассказал, что Ольга Ивановна отказала ему в месте, которое он занимал чуть ли не с детства.
— Куда же ты теперь? — искренне жалея старика, спросил я.
— Получил письмо от племянницы — зовет на Донбасс. Хочет, чтобы у нее подомоседил, присмотрел за хозяйством. Они-то с мужем работают, а дом на замке.
— Когда думаешь поехать?
— Да тотчас. Сама приказала, чтобы к вечеру духу моего здесь не было. В сторожку придет монашка Аглая, — и старик в который раз тяжело вздохнул.
Потом поклонился, попросил его простить, если чем-либо не угодил.