— Ох, девонька, ну беги-беги, не буду тебя задерживать, а над словами моими подумай.
Невесело улыбнувшись, я попрощалась со старушкой и направилась к Олегу, чья квартира находилась на противоположной стороне лестничной площадки.
Открыв дверь своим ключом, я вошла в квартиру и тут же поморщилась. В помещении стояла невыносимая просто духота, спёртый воздух с трудом проникал в легкие, дышать становилась все сложнее. Выругавшись, я скинула туфли, убрала их на полку для обуви, и прошла вглубь квартиры.
Олега я отыскала в гостиной. Сидя на диване и откинув голову назад, он тихо посапывал. Пробежавшись по нему глазами, я недовольно покачала головой, в очередной раз позволив себе нецензурно выразиться. На Олеге красовались помятая рубашка, с расстегнутыми верхними пуговицами и серые брюки, рядом на диване лежали пиджак и галстук.
На журнальном столике, стоявшем неподалеку от дивана, валялись перевернутая, пустая бутылка от виски, бокал, с коричневой жидкостью на дне и пепельница, до краев забитая бычками, вываливающимися на стол.
Да чтоб тебя, Никольский.
И какого черта я вообще все это делаю?
Вздохнув и досчитав до пяти, я подошла к столу и принялась убирать с него последствия очередного Олежкиного срыва. Нет, Никольский не был алкоголиком или слабаком, просто, порой, после очередной ссоры или разрыва с Лизочкой, у него срывало крышу. И каждый раз это заканчивалось свиданием с бутылкой виски.
Убрав беспорядок, я протерла стол, помыла находившуюся в раковине посуду, и вернулась к Никольскому.
Села рядом на диван, осмотрела своего друга закадычного и по совместительству любовь всей своей жизни, и, тяжело вздохнув, принялась будить это пьяное тело.
— Олежа, Олег, — осторожно потрясла его за плечо, — Олеж.
Промычав что-то нечленораздельное, он попытался повернуться, но в какой-то момент просто застыл, а после распахнул глаза. Потянувшись рукой к лицу, он устало потер переносицу, несколько раз моргнул удивленно, и повернув ко мне голову, произнес вопросительно:
— Леля? — поморщился. — А ты как здесь? Что-то случилось?
— Случилось, — кивнула согласно, — хряк ты, Никольский, большой такой свин.
Дорогие читатели, рада приветствовать вас на странцах своей книги. Добавляйте книгу в библиотеку, нажмите на звездочку, и пристегивайтесь, здесь будет весело и немного бедово))
Глава 3
Леля
— Лелька, — рассмеявшись и схватившись за голову, Олег откинулся на спинку кресла, и и прикрыл глаза.
Хреново ему, наверное. Мне вот тоже хреново было, когда я до него в очередной раз дозвониться не смогла. И ведь не ребенок же он, и я прекрасно знала, что ничего с ним страшного не произошло, накидался просто, а все равно приехала. Алька права, нет у меня гордости и не было.
— И что опять стало причиной твоего загула? — поинтересовалась я ехидно, уже зная ответ на свой вопрос.
Никольского из равновесия выбить могло только одно — ссора с ненаглядной Лизочкой, будь она неладна. Я до сих пор в толк взять не могу, что он в ней найти сумел. Объективно ведь, ничего особенного, кроме мордашки смазливой. А он за ней, словно пес бродячий, и ведь же расставались несколько раз, я тогда тихо радовалась, а потом он снова к ней возвращался, раз за разом. И то ли он такой идиот, то у нее там медом намазано.
— Не хочу об этом говорить, — отозвался он, в очередной раз поморщившись, видать, ощущения после ночного загула не из приятных.
— Ну не хочешь, так не хочешь, — пожав плечами, я привычно стиснула челюсти до едва слышного зубовного скрежета, чтобы, не дай Бог, не вывалить на Никольского все, что и я думаю об этой истории с Лизочкой.
— Я ей предложение сделал, — вопреки своим же словам, продолжил Никольский.
И хорошо, что в этот момент глаза его были прикрыты, и выражение, отразившееся на моем лице, осталось им незамеченным. Предложение значит. Продолжая стискивать зубы, я до боли сжала ладони в кулаки. Дышать, Леля, надо дышать. А вот Олега бить не надо, даже, если очень хочется. А хочется сильно. Созрел, значит, для женитьбы. Я такой расклад событий, конечно, предполагала и не раз, но предполагать и слышать наяву — не одно и тоже. И, если я раньше думала, что больнее мне уже быть не может, то своим признанием Олег меня действительно добил. Поджав губы, я задышала часто.
Только бы не разреветься, только не разреветься.
— И? — я едва могла ворочать языком, тупая боль в грудине не позволяла продохнуть.