— Почему бы вашей дочери не сказать мне самой все это?
— Моя дочь очень занята. Поэтому с вами говорю я.
Ясно? Забудьте все, что между вами произошло, и занимайтесь своими делами.
Машина пересекла Пуэрта-дель-Соль, проехала по улице Карретас, на площади Бенавенте мы свернули на Аточу, доехали до Санта-Крус, потом спустились по Эспартерос и остановились у моего дома. Она смотрела в окно. Я вышел. Тип, похожий на пивную бочку, тоже вышел. Он опять схватил меня за локоть своей клешней.
— Давай лучше по-хорошему, слышишь? Башли можешь оставить себе на память.
Носок моего правого ботинка пришелся прямо по его лодыжке. Раздался хруст. Он издал утробный вой, выпустил мой локоть и схватился за ногу. Я раскачался и нанес ему апперкот правой. Его подбросило кверху, и он рухнул прямо на машину, ударившись головой о кузов.
Дельбо открыл дверцу, вышел и остановился посреди тротуара. Движения его были строго рассчитаны. В руках у коротконогого появился автоматический пистолет, судя по размерам, «вальтер». Внезапным ловким движением ноги Дельбо ударил его по руке. Пистолет отлетел в сторону.
— Идиот, — спокойно сказал Дельбо и врезал ему пощечину.
— Извините… виноват, сеньор Дельбо.
— Подбери.
Тот нагнулся и поднял пистолет, все время прося прощения у Дельбо. Потом, не глядя по сторонам, сел в машину.
Вскоре поток транспорта поглотил «мерседес», и они исчезли.
В то утро я звонил уже в третий раз, и все время один и тот же голос отвечал:
— Извините, но сеньоры нет дома. Кто говорит?
— Тони Романо.
— Вы хотите что-нибудь передать?
— Да. Скажите сеньоре Роблес, что, поскольку она не подходит к телефону, я буду вынужден прийти к ней домой. Не забудьте, пожалуйста, передать.
В голосе появились колебания.
— Да, да… обязательно передам.
Трубку повесили, и я растянулся на софе. Оба балкона были открыты, в комнату врывался уличный шум вперемежку с пылью и лучами полуденного солнца. Я медленно раскурил сигару. Мой «габилондо», недавно вычищен ный, казался совсем новеньким на блестящей поверхности столика.
Через несколько минут зазвонил телефон. Я отсчитал пять звонков и только тогда снял трубку.
— Да?
— Что тебе нужно? — В ее голосе звучало легкое пренебрежение.
— Ничего особенного… Просто поговорить с тобой.
— Господи! — воскликнула она. — Ты что, вообразил себе, что мы жених и невеста?
— Я еще слишком молод, чтобы иметь невесту. — Было слышно, как она смеется.
— Послушай, оставь себе деньги и не беспокойся по этому поводу. Как-нибудь я позвоню, Сейчас уйма дел.
Мы готовим важную рекламу. Договорились, Тони?
— Итак, Луис совсем не нервничал в последнее время, не правда ли? Ничто его не волновало, никто его не шантажировал. Именно это ты пытаешься мне внушить. Я тебя правильно понял?
Она помолчала немного, прежде чем ответить. Ее голос доносился до меня, как шум спускаемой в унитазе воды.
— Я была не в себе… и многое преувеличила, наговорила лишнего. Во всем виноват твой джин. Извини. Я должна была позвонить тебе сама. но мама… ты ведь знаешь, что значит мама.
— Послушай меня внимательно, Кристина. У меня дома кое-что лежит. Это мне не принадлежит, и я не желаю хранить это у себя. Я хочу вернуть тебе это. Когда мы можем встретиться?
Было слышно, как она вздохнула.
— Ладно. Послезавтра я буду во второй половине дня в нашем супермаркете на улице Толедо. Приходи часам к шести. Договорились?
Я собирался ответить, но она повесила трубку.
Насколько мне известно, в Мадриде два бара под названием «Танжер». Один на улице Сан-Блас. около кино.
Такси мне обошлось в шестьсот песет. Бар специализировался на шашлыках «по-мавритански», там всегда было людно, но никто не слышал о девушке по имени Аманда.
Другой «Танжер» находился на улице Барко, рядом с китайским рестораном «Шанхай». Здесь даже спрашивать не пришлось. Через окно я увидел Аманду, склонившуюся за стойкой.
Тесное, вытянутое в длину помещение было окрашено в розовый и голубой цвета. Арабское название бара перекликалось с несколькими картинками и фотографиями одалисок и караванов верблюдов.
Я сел на высокий табурет у пустой стойки. Аманда подняла глаза от раковины, в которой мыла посуду. На ней была голубая блузка с закатанными до локтя рукавами и другой парик.
— Черный кофе, пожалуйста.
Она скользнула по мне взглядом, опустила глаза и вынула руки из раковины. Потом начала медленно вытирать их тряпкой.
— Как жизнь? — улыбнулся я ей.
— Сам видишь.
— Хорошо погуляла вчера?
— Как обычно.
Поставив на стойку блюдце с ложечкой и сахаром, она повернулась ко мне спиной. Бюстгальтер врезался ей в тело и сзади был очень заметен.
Наконец кофе был готов. Очень плохой кофе, слишком много цикория. Я закурил маленькую сигару.
— Паулино приходил?
Она не сразу ответила. Посмотрела на меня и отвела глаза.
— Нет.
И снова принялась за стаканы.
— Мы много лет не виделись, Аманда, мне нужно очень срочно поговорить с ним. Скажи, где я могу его найти.
— А мне какое дело! — вдруг закричала она. — Почему ты не спросишь у Ванессы, а? Почему ты у нее не спрашиваешь? Я не имею ничего общего с этим мерзавцем.
— Я знаю, Амандита, что у вас с ним нет ничего общего, но я представления не имею, где искать Ванессу, а мне нужно срочно повидаться с Паулино.
— Чего проще: сходи вечером в «Рудольф», она там будет.
— Амандита, детка, мне нужно поговорить с Паулино сейчас.
— Я ничего не знаю, спроси у этой шлюхи Ванессы. — Она поджала губы и стала яростно мыть стаканы. — С двенадцати ночи она промышляет в районе улицы Рискаль, на углу Кастельяна… И оставь меня в покое.
Я попытался изобразить обворожительную улыбку.
— Послушай, детка, будь умницей, скажи, где находится контора Паулино по грузовым перевозкам?
— Оставь меня в покое, я тебе сказала! Ты что, не понимаешь? Что ты ко мне пристал, идиот! Сколько раз тебе надо говорить!
Я обернулся. В дверях кухни, потирая руки, стоял какой-то субъект с перебитым носом и следами оспы на лице. По виду он был выходцем из Северной Африки.
Вьющиеся волосы росли почти что от самых бровей, похожих на раздавленную летучую мышь. На нем была когда-то белая майка, натянутая на квадратные плечи.
Грудные мускулы напоминали два огромных батона.
Он медленно двинулся в мою сторону с мерзкой улыбочкой на лице, свойственной пижонам, проводящим целые дни в спортзалах. Этот был у них, наверно, королем.
Обойдя стойку, он остановился, скрестив руки на груди.
Никогда не видел таких бицепсов.
Я слез с табуретки.
— Что-нибудь случилось, Аманда? — спросил он, не спуская с меня глаз.
— Этот идиот не дает мне покоя!
— Мы с ней друзья, — сказал я, положив сигару на блюдце и пытаясь снова изобразить обворожительную улыбку. — Все в порядке. Аманда, наверно, плохо выспалась. Я справлялся у нее о нашем общем знакомом.
— Валяй отсюда поскорее, а то врежу по твоей дерьмовой роже.
Я вздохнул.
— Врежь ему. Карим, врежь, пожалуйста. — У Аманды заблестели глаза. Он все время пристает ко мне
— Не стоит заводиться с утра пораньше, — сказал я и на всякий случай сделал шаг назад.
Этот шаг спас меня от хромоты. Кудрявый атлет слегка наклонился и повел бедрами. Я не успел заметить его ногу. Он ударил меня по коленке, раздался глухой хруст, и я свалился на пол, как тряпичная кукла. Не отступи я на шаг, он бы сломал мне ногу. С большим трудом мне удалось подняться.
Второй удар, нанесенный левым каблуком, тоже оказался для меня неожиданным. Прием называется «мельница». Он целил в челюсть, а попал в плечо. Я снова упал, попытался встать, но правая нога не распрямлялась.