«Наконец я работаю с художниками, настоящими художниками, произведения которых выставляются в Салоне, которым платят за картины и портреты, которые даже дают уроки.
Жулиан доволен моим началом. «К концу зимы вы будете делать очень хорошие портреты», — сказал он мне.
Он говорит, что его ученицы иногда не слабее его учеников. Я бы стала работать с последними, но они курят, да к тому же нет никакой разницы. Разница еще была, когда женщины рисовали только одетых; но с тех пор, как рисуют с голой натуры, это все равно». (Запись от 4 октября 1877 года.)
Вместе с ней учатся Амелия Бори-Сорель, Луиза-Катрин Бреслау, Анна Нордгрен, Мари-Мадлен и Мари Реал дель Сарт, Софи Шёппи, Женни Зильхард, некоторые из них стали впоследствии известными художницами. Для этих девушек живопись не развлечение перед замужеством, а смысл и цель жизни. Л.-К. Бреслау, на которую Марии все время придется равняться, впоследствии получила не одну официальную награду и золотую медаль, ее работы хранятся в музеях Женевы, Лозанны, Берна, Цюриха, а также в Ницце. Она умерла в 1927 году и удостоилась посмертной ретроспективной выставки работ в Музее Изящных Искусств. А. Бори-Сорель в свое время тоже много выставлялась.
Мария Башкирцева с первых же дней попадает в атмосферу соревновательности.
«Бреслау работает уже два года в мастерской, и ей двадцать лет, а мне семнадцать (на самом деле Бреслау — двадцать один, она с 1856 года, а Марии — девятнадцать — авт.), но Бреслау много рисовала еще до поступления.
А я! Несчастная!
Я рисую только пятнадцать дней… Как хорошо рисует эта Бреслау!» (Запись от 16 октября 1877 года.)
В ее записях, конечно, много позы и рисовки. Брала она все-таки уроки живописи и раньше (у старичка художника в Женеве, в Ницце у Бенза, у Каторбинского в Риме), и лет ей поубавили, чтобы она выгодней смотрелась на фоне Бреслау.
Но все это, конечно, не значит, что она не талантлива, она, безусловно, одарена, что с первых шагов отмечают ее учителя. Кроме Родольфа Жулиана, в его Академии преподают Тони Робер-Флери, Гюстав Буланже, Вильям-Адольф Бугро и Жюль Лефевр, самый молодой из них, знаменитости в тогдашней художественной среде, представители академического направления в живописи. Они выставляются каждый год в Салоне, их картины приобретает государство, некоторые уже стали, другие будут впоследствии членами Академии художеств и станут играть ключевые роли в дирекции официального Салона, куда мечтает попасть каждый французский художник и скоро попадет со своими работами Мария Башкирцева.
По субботам приезжает смотреть работы Тони Робер-Флери, иногда он заезжает и в другие дни. Тони, который, как и Жулиан, станет впоследствии ее хорошим другом до самой смерти, уже очень известный художник. Совсем недавно его картина «Последний день Коринфа» куплена государством и помещена в Люксембургский музей, как его еще называют «прихожую Лувра», потому что отсюда некоторые картины, проверенные временем, переходят и в самый Лувр. Все эти бородатые мужики лет под пятьдесят с большим удовольствием разглядывают работы молоденьких учениц, все они раздают комплименты Марии Башкирцевой, предрекая ей, что вскоре она будет рисовать прекрасные портреты и в недалеком времени попадет и в Салон. То же самое Родольф Жулиан объясняет и матери Марии Башкирцевой, которая заезжает в мастерскую посмотреть, где проводит все дни напролет ее дочь.
Башкирцева же так увлечена учебой, что когда случайно встречает на Елисейских полях в фиакре герцога Гамильтона, то через полчаса уже, по ее словам, забывает и думать о нем. Герцог из красивого молодого человека с красноватыми волосами и красивыми усами обратился в толстого англичанина, занимающего весь фиакр, очень рыжего, с рыжими бакенбардами. «Sic transit gloria Ducis» (Так проходит герцогская слава), — записывает она в дневнике, перефразируя знаменитое латинское выражение: ««Sic transit gloria mundi», что в переводе означает: «Так проходит мирская слава». Это фраза, с которой обращаются к будущему римскому папе во время возведения его в этот сан, сжигая при этом перед ним кусок ткани в знак призрачности земного могущества. Использовалась она и при посвящении в масоны. Нелепый же «комментатор» молодогвардейского издания дневников к парафразе этого выражения, которую употребила Башкирцева, дает перевод: «Так проходит слава великих», видимо, не поняв слово «Ducis» — герцогская. Вообще, этот «комментатор» поражает своей неосведомленностью и безграмотностью, сплошь и рядом он пишет про людей, имена которых обозначены только буквой, «неустановленное лицо», как будто он действительно пытался установить и от того, что он этого не сделал, кому-то станет спокойней, или «комментирует» то, что и так понятно из текста, например, что Амелия — это горничная Марии Башкирцевой. Во многих случаях он просто тыкает пальцем наугад. Например, когда Башкирцева пишет, что они направились смотреть картины, выставленные на Римскую премию в Beaux-Arts, он дает сноску, что это один из парижских выставочных залов, хотя на самом деле картины выставлены в Школе изящных искусств (L’Ecole des Beaux-Arts) и конкурсанты — молодые художники из этой Школы, которые соревнуются за право поехать в Рим. Он мог бы об этом догадаться даже из последующих записей Башкирцевой, где она пишет о профессоре из Beaux-Arts, к которому ей составили протекцию, но он эту запись просто выкидывает из своей публикации. Зачем печатать то, что тебе непонятно, в словаре это найти нельзя, сам проверил, надо просто знать, что Beaux-Arts — это сокращенное название Школы изящных искусств. Ну да Бог с ним, много чести. Остановился на этом только затем, что было понятно, насколько неведомая земля для наших соотечественников — эти дневники, а вот, подишь ты, читают.