Старая барыня с характером
- Ну, и что у вас нового, Антон Андреич, - устало поинтересовался Штольман, входя в свой кабинет, – полный тупик?
- Не совсем тупик, Яков Платоныч, - возразил Коробейников, - кое-что удалось разузнать.
- Вот как? Ну, так доложите о ваших успехах, - молвил Штольман слегка саркастически.
- Помните, Яков Платоныч – я тогда говорил с прислугой у Виноградовой, - Коробейников вдруг рассмеялся, и, отвечая на недоуменный взгляд шефа, пробормотал, - да нет, это я так...
- Ну так поделитесь, что там случилось смешного.
- Я им тогда вопрос так задал: не входил ли кто в столовую, пока накрывались столы? Они тогда сказали, что нет. А сегодня я подумал – дай-ка еще раз поговорю, вдруг я упустил что-то? Пошел, поговорил сегодня снова – опять говорят, нет... Так бы я и ушел ни с чем, да тут лакей вмешался: мол, барин, они несут черт-те что, вы их по-другому спросить бы изволили...
- И как же по-другому надо было спросить?
- А дело в том, что там старушка одна древняя, занемогла сразу после обеда – то ли сердечко прихватило, то ли мигрень... Короче, она сказалась нездоровой, и пожелала не ходить в танцевальную залу, а отдохнуть здесь же, в столовой – в уголке на креслах. Она там все время и сидела, никуда не отлучаясь. Я-то спрашивал, понимаете - не входил ли кто?
- И служанки, поняв ваш вопрос буквально, честно отвечали, что никто не входил, - улыбнулся Штольман.
- Да-с, они только не сказали про особу, которая оттуда и не выходила. Ну так вот. Решил я – а поговорю-ка я с этой старушкой, ну как знать – может, заметила она чего...
- И что же?
- Пришел я по адресу, доложился. Однако не пускают – расхворалась старушка. Что ж, говорю, совсем плоха? Может, хоть на пару вопросов ответит? – Ну, тут мне отвечают – мол, подождите, спросим, авось примет. Жду. Сел на креслице – жду. Тут в комнату девочка входит, лет одиннадцати - миловидная такая, вся в кисейных оборочках - и ко мне на цыпочках, с видом таким... вороватым.. Месье, говорит, вы из полиции? Да, отвечаю, из полиции. А как вас зовут, а меня Поликсена. Ну, я представился. И тут она, глаза округливши, спрашивает меня страшным таким шепотом: а правда, что Виктор Бернгардович совсем-совсем умер?
Ну, меня этот вопрос удивил. Я и говорю: вы про Бергмана спрашиваете, мадемуазель Полинька? Она: ну да, про кого же еще...
- Так-так, интересно, - протянул Штольман.
- Вот я и почуял тут что-то не то. Оно конечно, может, ребенку на празднике сказали, как взрослого дядю зовут, и она запомнила, но как-то сомнительно это, ведь верно? Кругом столько детей, шума, веселья – куда ребенку запоминать всякие неинтересности, когда кругом от веселья всякого глаза разбегаются? Да еще запомнить имя, от которого язык сломать можно? Я и спрашиваю: а давно ли ты этого Виктора Бернгардовича знаешь? А она в ответ: да уж года три... он наш сосед там, у мамы имение под Тверью... так он правда-правда умер?
Ну я и отвечаю: правда, совсем, окончательно, умер. Ты уж не плачь, все люди смертны. А она в ответ: вот еще, плакать из-за этого... этого гадкого, гадкого... и фыркнула. И тут меня как будто что-то толкнуло – я спрашиваю, а как вас полностью звать-величать, мадемуазель? Ну, она и отвечает – Поликсена Ивановна Синицына. А?! – тут Коробейников оторвался от своего повествования и посмотрел на Штольмана торжествующе.
- То есть?
- Так вот же, Яков Платоныч, - и Коробейников, вынув листок бумаги, торжественно положил его на стол перед шефом.
- И что это, - осведомился Штольман, пробежав глазами список фамилий: «Емельянова, Рогова, Гончарова... Синицына....»
- Я и спрашиваю ее: «А маму твою как зовут?». Она в ответ: «А маму – Елена Львовна Ревушкина». А почему, говорю, ты Синицына, а она Ревушкина? А потому, что мама год назад за Семена Семеныча вышла замуж, а он Ревушкин. А до этого она вдовой моего папы была, а он был Синицын. А вот это, Яков Платоныч – Коробейников ткнул пальцем – это список фамилий тех дам, что письма Бергману писали. Конечно, они тоже могли все замуж повыходить и фамилии поменять, мы ж найти их не сможем... Но вот это – здесь точно! – дама, которая имела связь с этим Бергманом, писала ему жалобные письма... а потом вышла замуж за Ревушкина.