Выбрать главу

Как вы относитесь к тому, что сейчас происходит в русский поэзии в России? Вы считаете себя прямым участником этого процесса или наблюдаете за ним как бы немного со стороны?

Думаю, что я в любом случае участвую в этом процессе, потому что вижу реакцию людей на свои стихи, будь она положительная или отрицательная. Когда я снова стал писать, было странно видеть, как разделились мнения: часть людей встретили меня с энтузиазмом, а часть как бы обиделись: мол, откуда он вылез, у него, наверное, пиар и так далее. Но поэты так жили всегда. В Москве у меня очень много друзей. Есть поэты, которых я очень ценю, есть другие, которых ценю меньше. Раньше я высказывал свое мнение безапелляционней, но сейчас я не хочу быть героем скандала.

Что вы думаете о политической поэзии, актуальной в последнее время в России?

Я сам иногда пишу такие стихи, когда меня что-то затрагивает. Когда я возмущен. Люди того круга, которых я считаю своими друзьями в Москве, разделяют мои понятия, и было бы странно, если бы они не высказывались. Кто-то склонен высказываться более прямо, кто-то прямо не пишет, но всей своей мимикой дает понять, за что он и против чего. Это закономерно. В Москве нет Майдана, но есть возмущение. Так или иначе, к хорошим стихам я отношусь хорошо, к плохим – плохо.

Каковы ваши прогнозы?

Это будет сильно зависеть от ситуации в стране. Непонятно, каким именно образом, но зависимость очень сильна. А ситуация в стране непредсказуемая. Единственное, что точно, это что наработанный капитал сейчас там. Эти люди никуда по большей части не уедут, да и что им делать на Западе (не в том смысле, конечно: пусть приезжают и выращивают детей в нормальных условиях). Но они, скорее всего, не уедут. Не так давно в Москве я сидел в кафе с Рубинштейном. Подходит хозяйка и спрашивает его: «Лев Семенович, почему вы не уезжаете за границу»? А зачем Лев Семенович поедет за границу? Что он здесь будет делать, в Квинсе, например, в то время как там он в самом центре событий? Что будет дальше? Дмитрий Кузьмин любит говорить, что его поколение в 90-е годы как-то организовывалось, сбивалось в дивизии, был «Вавилон» и так далее, а новое поколение более апатично. Но Кузьмину там виднее[121]. Мне трудно об этом судить. Но факт, что там есть хорошие силы, а куда это дальше пойдет, боюсь предсказывать.

Июнь – декабрь 2013
Нью-Йорк

Марина Темкина

ПЕРЕРЫВ
 Встает, разгибает спину, смотрит в окно на голубей внизу на крыше, вспоминает, что нужно сыну купить то-то и то. Надевает платок, пальто, проверяет, на что горазд кошелек, есть ли в кармане ключ. Запирает квартиру. Четыре коротких пролета, стеклянная дверь, не приобретшая вид парадной. Воздух. Улица. Переход. В овощной лавке мимоходом корейцу: «Хелло», — проверяет дату на картонке с молоком, берет коробочку помидор и укроп к салату. За газетой в соседний киоск, после приветствий иранец с фаюмским лицом говорит, что не потеплело. «Да, становится холодней. Декабрь», — забирает сдачу. Мимо цветочного магазина, поздоровавшись с израильтянкой-владелицей, поправляющей на полке в ячейках сухие букеты. Мимо исплаканного лица Варшавского гетто в витрине «Ликеры-вина», не прихватить ли к обеду? — ни к чему; про себя подумавши: «Винокурня». Мимо запаха пиццерии на углу, в ее открытом окне торчит итальянец, опираясь на по локоть голые руки, словно он нарисован. Кивнув ему, добавляет: «Холодно». Дальше, ответив несколько раз осклабившимся соседям, мимо китайского ресторана на углу напротив. Стоя на переходе, смотрит в перспективу квартала, где на ярком небе располагается парк, как чугунный памятник шевелюре Людвига ван Бе… не опоздать бы в банк. Теперь канцелярский товар, здесь побудет; кончается бумага для пишущей чужой машинки, характер которой соответствует ее хозяину, им обоим и собственному названью «Грома-колибри». Надо найти для него открытку, заодно поздравить кого-то с чем-то. Ветерок. Газета. Вспоминает, есть ли хлеб — соль, что в холодильнике, каковы запасы, надо когда-нибудь постирать, когда было метено в последний раз? Взгляд, зацепившись за итальянца, живую витрину, снова на парк, потом под ноги на каких-то сорок-ворон, что облюбовали клен, живущий у самых окон. Хочет дышать – гулять – бродить, но мерзнут руки, полны покупок. «Как это можно забыть перчатки в такую погоду?» – близкий голос матери, которой больше нет. Не сразу справляется с замком, входит в дом.
вернуться

121

В 2014 г. Дмитрий Кузьмин переехал в Латвию.