Соображая все действия герцога, я нахожу, что в них не только нет ничего, достойного порицания, но что на него – как я и сделал – можно смотреть как на достойный подражания образец правителя, достигшего власти при помощи счастья и чужих войск. Обладая значительною храбростью и высоким честолюбием, он не мог действовать иначе, чем действовал, и в достижении своих целей только и мог быть остановлен совпадением двух роковых для себя случайностей: недолговечностью отца своего – папы и гибельной своею болезнью. Всякий правитель, которому придется учреждать новую монархию и который поймет, что ему необходимо обеспечить себя от врагов, приобрести союзников, победить хитростью или открытой силой, заставить подданных любить себя и покоряться себе, привязать к себе солдат и заставить их быть усердными исполнителями своей воли, уничтожить всех, кто может ему вредить, заменить старые учреждения новыми, выказаться в одно и то же время строгим и милостивым, великодушным и либеральным, образовать новые войска и уничтожить старые, суметь так поставить себя в отношении к другим государям, чтобы каждый из них считал приятным для себя делать ему услуги и опасался поступать в отношении к нему несправедливо, – каждый такой правитель должен взять своим примером герцога Валентино. Более свежего примера разумных действий этого рода я не сумею найти. Единственной его ошибкой было согласие на избрание папы Юлия II, так как я уже говорил, что если он и не мог назначить папы по своему произволу, то имел полную возможность воспрепятствовать избранию того, которого не хотел бы. Он не должен был ни в каком случае давать своего согласия на назначение папой кого бы то ни было из оскорбленных им кардиналов, так как, возведенные в сан первосвященника, эти кардиналы все-таки имели бы основание его опасаться, а страх и ненависть – главнейшие двигатели, обращающие людей в наших врагов.
Кардиналы, оскорбленные герцогом, были Петр (San Pietro ad Vincula), Коллона, Георгий (San Giorgio) и Асканио Сфорца. Все остальные имели основания его бояться, за исключением кардинала Амбуазского (Roano) и испанских; последние составляли между собой как бы отдельную корпорацию, значительно усиливавшую каждого из них в отдельности, кардинал же Амбуазский был силен своими связями с Францией. Следовательно, герцогу должно было поддерживать преимущественно кандидатуру кого-либо из кардиналов испанских или наконец даже скорее согласиться на избрание кардинала Амбуазского, чем на избрание Петра. Страшное заблуждение думать, что люди, облеченные верховной властью, принимая новые добровольные услуги, в состоянии забыть старые счеты. Согласившись, следовательно, на избрание папы Юлия II, герцог Валентино сделал роковую ошибку, приведшую его к окончательной погибели.
Глава VIII. О правителях, достигающих верховной власти бесчестными средствами
Так как частные люди могут достигать верховной власти (что не всегда можно приписать их счастью или личным достоинствам) еще другими двумя способами, то я не считаю возможным обойти и эти способы молчанием. Об одном из них следовало бы даже говорить с особенной подробностью, если бы дело шло о республиках, а не о монархиях.
Один из этих способов – когда верховная власть достигается бесчестным захватом или подлогом, другой – когда она вручается избраннику, как выражение расположения к нему его сограждан.
Для указания, как достигается власть первым способом, я удовольствуюсь двумя примерами: одним из древней, другим из новой истории. Входить в рассмотрение значения этого способа с точки зрения справедливости и нравственности я не стану, так как полагаю, что для того, кто захочет прибегнуть к такому способу, достаточно будет указаний, какие он найдет в примерах, которые я привожу. Агафокл Сицилийский сделался государем Сиракуз, будучи не только простым гражданином, но выйдя из самого низшего и отверженного сословия. Сын простого горшечника, он был известен за человека отчаянного, способного на всякие проделки, но все эти проделки выказывали в нем столько силы физической и силы ума, что, избрав военное поприще, он скоро достиг звания претора Сиракуз. Дойдя до этого звания, он задумал сделаться правителем и даже захватить верховную власть, но чтобы не быть никому обязанным, решился взять ее силою, хотя мог получить эту власть с согласия своих сограждан. Для этого он вошел в соглашение с Карфагенским военачальником Амилькаром, войска которого находились в это время в Сицилии. В одно утро, созвав сиракузский народ и сенат, под предлогом обсуждения важных для республики дел, он приказал своим солдатам броситься на сенаторов и богатых граждан и перебить их. Когда все эти лица были перерезаны, он без всякого труда захватил господство над страной и сохранил его за собою. Хотя после этого карфагеняне два раза его разбили, а в последний раз даже осадили Сиракузы, он не только сумел отстоять город, но, разделив свои войска на две части и оставив одну гарнизоном в Сиракузах, с другой отправился в Африку, так что в самое короткое время заставил карфагенян снять осаду и привел их в крайнюю необходимость войти с ним в сношения и, за спокойное обладание Африкой, оставить его правителем Сиракуз. Рассматривая действия и характер Агафокла, всякий легко убедиться, что он весьма немногим был обязан счастью, если оно даже и играло тут какую-нибудь роль. Как сказано выше, своим успехом он обязан тому, что, проходя со всевозможными трудностями все степени военного звания, сумел приобрести себе расположение войск, с помощью которых не только сумел захватить верховную власть, но и выполнить самые сложные и опасные предприятия. Его готовность убивать сограждан и изменять друзьям, отсутствие всякой веры, милосердия и религии, разумеется, нельзя в нем считать проявлениями доблести; при помощи их он мог бы только захватить власть, но никогда не достигнул бы славы. Рассматривая же находчивость Агафокла в борьбе с опасностями и способность их побеждать, величие духа, с каким он умел выносить бедствия и торжествовать над ними, нет никакой причины не признать его одним из величайших правителей. Но его жестокость и необузданное бесчеловечие вместе со множеством низостей, к которым он прибегал, никогда не позволят причислить его к великим людям. Нельзя, следовательно, приписывать его успех ни счастью, ни его личной доблести, так как этим успехом он им не обязан.
В наши дни, во время правления Александра VI, Оливеротто да Фермо представляет другой подобный пример. Оставшись сиротой в детских летах, он был принят на воспитание своим дядей со стороны матери, Джованни Фольяни, и отдан им в военную службу под начальство Паоло Вителли, для того чтобы, ознакомившись со всеми трудностями военной карьеры, он впоследствии мог достигнуть какого-нибудь видного поста. Когда Паоло умер, Оливеротто продолжал службу под начальством его брата Вителлоццо и в самое короткое время, благодаря своим прекрасным качествам – телесной ловкости и замечательной храбрости, – сделался одним из первых людей в войске. Тогда ему показалось невыносимым быть в подчинении, и он замыслил с помощью некоторых граждан Фермо, которые предпочитали свободе рабство своей страны, и, рассчитывая на расположение к себе войска, захватить верховную власть над Фермо. Для этого он написал к Джованни Фольяни, что, будучи так давно вне своего отечества, он хотел бы вернуться, как для того, чтобы увидеть свой родной город и Вителлоццо, так и для того, чтобы привести в ясность свое наследство. При этом он писал, что так как для достижения своего настоящего положения он перенес много трудностей, то и хотел бы, чтобы сограждане видели, что он не потерял времени напрасно, для чего и считал нелишним получить позволение вернуться с почетной стражей из ста человек его друзей и подчиненных, – верхами. Он просил дядю распорядиться, чтобы граждане встретили с почетом его возвращение, намекая, что почет будет относиться не к нему только, но еще более к Фольяни, так как последний был его воспитателем. Джованни счел, что его племянник вполне заслужил почетной встречи, распорядился о ней и пригласил его жить к себе. Оливеротто, поселясь у дяди и посвятив несколько дней на устройство всего того, что считал нужным для успеха своей будущей предательской попытки, задал блистательный пир, на который пригласил как Фольяни, так и всех значительных граждан Фермо. За обедом, по окончании угощения изысканными яствами, как это водилось с такими почетными гостями, Оливеротто с большим искусством навел речь на высокие предметы; он стал прославлять величие папы Александра и его сына Цезаря, рассуждая очень много обо всех их предприятиях. Джованни и другие стали несколько возражать против некоторых его положений, тогда он, поспешно заметив, что о таких вещах следует говорить в местах более секретных, пригласил Джованни и прочих граждан перейти с ним в другую комнату. Когда все они в нее перешли и хотели садиться, то из потайных мест этой комнаты вышли спрятанные до того времени солдаты и убили Джованни и всех других. Тотчас после убийства, не теряя времени, Оливеротто сел на лошадь и поскакал к зданию, занимаемому высшим магистратом, и осадил его, так что все из страха вынуждены были повиноваться ему и тотчас же образовали правительство, главой которого он и был немедленно утвержден. Умертвив всех, кто мог быть для него опасен своим недовольством или властью, он тотчас же, для упрочения своего господства, принялся за новые гражданские учреждения; так что в течение одного года продолжения своей власти он не только сумел сделать для себя безопасным пребывание в Фермо, но сделался грозным для всех своих соседей. Его было бы также трудно победить, как и Агафокла, если бы он не попался в сети Чезаре Борджиа, который, как я уже рассказал выше, истреблял в Синигалии партии Орсини и Вителли. Ровно через год после сделанных им убийств Оливеротто был задушен вместе с Вителлоццо, учителем своим в кознях и низостях.