Да по нему ещё и сейчас вздыхает тётушка Сома… она выхаживала отца, когда нукеры Саббата кинул Руфина поперёк седла.
- Почему я не похож на вас, отец?
- Боги так рассудили, мой птенчик.
И сердечко трепыхается от благодарности к отцу, к старому вельможе, к тётушке Соме. Ко всем людям на свете. К Богам.
- Не забывай благодарить Богов, сын. – Будто въяве слышен голос отца.
***
- Шутник ты мой, проказник. – Гладит задубелой рукой светлую голову сына Гёза.
Конечно, это просто проказа – утешает себя Руфин. Потому, что он встанет за своего отца грудью. Как прекрасный принц Таоим. Любимый герой старинных песен. Как он собрал вокруг себя верных друзей и разгромил врага. Постоял за честь рода, вернул отцу трон и счастье.
В самом начале весны юный певец пел на большой площади. Собрались знатоки и те, кто только слышал о чудном жаворонке из пыльной степи. Было столько народу! Он никогда не видел столько народу – смотреть на людское море было страшно. Отец просто сел рядом. И незаметно вплёл свой голос в сказание сына, вёл его, поправлял.
Когда он допел всё сказание и открыл зажмуренные от страха глаза, увидел прямо перед собой яростные глаза Саббаха. Широкие спины его нукеров не давали оттеснить господина в сторону. А Саббах тогда швырнул под ноги певуну яркий отрез огненно-алой блестящей парчи. Народ ахнул от щедрости такого жеста.
А Саббах схватил испуганного подростка за подбородок, жестким поцелуем впился в мягкие губы:
- Скоро зацветут тюльпаны в степи – померяйся с ними красотой. – А потом завернул в отрез обомлевшего от ужаса певуна.
Они оставались в городе ещё несколько дней. И Руфин, в тайне от отца, наведался к портному. Портной расстарался для такого необычного клиента – он был на площади и слышал волшебный голос мальчика. Весь отрез ушёл на роскошные шаровары и узкую курточку. Умелец расшил низ шароваров широкой вышитой тесьмой, подвесил мелкие серебряные монетки, прибавил широкий расшитый кушак с золотыми кистями, на курточку нашил серебряный позумент, из мелких лоскутков ловко свернул несколько нежных роз, пришил их на курточку. Осталось немного даже на широкую полосу для длинных волос мальчика. Случайно заглянувший во время примерки охотник подарил Руфину несколько длинных белоснежных перьев цапли. Портной тут же пристроил их на налобную повязку.
Мальчик примерил обнову. Встал перед зеркалом. Царственно склонил голову.
- Принц! – Удивился портной.
И охотник с ним молча согласился.
Домой они вернулись с тугим кошельком и полными тюками. Привезли соседям подарки. Угостили малышей. Рассказали новости. Руфину не терпелось показаться в новом наряде.
Но по весне нет дела до пустого. Весной у крестьянина слишком много забот. Придётся ждать до осени, до тоскливых дождей, когда будет убран урожай. Когда горох, пшеница и кукуруза будут убраны, а тыквы сложены на полки в большом сарае.
Но до осени – разве хватит ему терпения ждать?
Руфин не сказал отцу, как он распорядился необыкновенным подарком Саббаха. Ведь ничего же не случилось? Отец думает, что сын ушёл к колодцу в домотканой рубашке и стареньких кожаных штанах.
Приходят из разных концов степи посланцы. Сулят многое красивому сладкоголосому певуну.
- Завидной красоты сын твой. – Говорят люди старому Гёзе.
- Благодарю на чести. – Отвечает им старый Гёза.
- Ох, уж этот старик. – Вздыхает Сома.
И сама же оправдывает:
- Натерпелись через свою красоту, бедняги…
Глубока любовь людей к удивительному искусству красивого мальчика…
***
Руфин сорвал у тропинки красный тюльпан. На зелёной ножке алая чаша из отогнутых лепестков. Задумчиво вгляделся в шёлк лепестков. Вдохнул аромат.
- Я красивее…
Остроухий молча согласился с мальчиком. Потянулся мягкими губами к тюльпану, зажевал его.
- Ах, ты плут! – Засмеялся Руфин.
Остроухий с трудом шагает следом. Переставляет натруженные долгой жизнью ноги. На белоснежной спине, натруженной в бесконечных походах по степи, покачиваются пустые кувшины. Ослик иногда останавливается, чтобы отщипнуть золотистый от солнца сочный стебелёк. Это нелёгкая работа для стёртых уже зубов. И Руфин терпеливо дожидается, пока Остроухий насытится. Сочная трава так недолговечна на их суровой земле…
- Жуй-жуй, старичок, - оглаживает он меж ушей, где уже крепко поредела шерсть.
Остроухий благодарно прядёт ушами. И идёт дальше. Без понуканий.
Руфин счастливо улыбается и тонко подпевает серебристому перезвону монеток на шароварах и курточке.
И будто соглашаясь с ним, звенит в высоком синем небе жаворонок. Небо ещё по-весеннему не выгоревшее, синее, широкое. Высокое-высокое. Прозрачное. И Руфину кажется, что у самого почти солнца крошечная золотая птичка трепещет крылышками. Мелко-мелко. А на горлышке у птички чёрные пятнышки.
Слава тебе, жаворонок – маленькая птичка, одаренная Богами большой песней. До краёв заливающая мир светлой радостью. И Руфину хочется так же петь. Чтобы сделать счастливыми всех людей на всей земле. Ах, какой же у жаворонка звонкий голос!
Спохватившись, Руфин испуганно оглянулся – а ну как подслушали злые духи его мысли? Дунул от нечисти за ворот своей красивой курточки. Хорошо дунул, сильно, чтобы нечисть, если и подслушала, убежала бы в испуге прочь.
***
У колодца всегда терпко пахнет водой. И прохладно. Даже в самый серед лета. Сладостны запах воды и прохлада для степняка. Цена воды, иной раз, дороже жизни. Когда солнце допьёт последнюю каплю последнего дождя, степь пожухнет. Добела раскалиться и вылиняет до унылого серого. Чем суше степь, тем слаще запах воды…
А ещё пахло мокрым деревом. И немного железом. У колодца недавно были люди – поили своих коней, пили сами. Один конь был мохнатым и низкорослым, не кованным. На нём ехал человек в каушах* с загнутыми носами. Второй приехал высоком тонконогом конике. Конь был подкован. На сапогах у этого человека были подковки и шпоры. Такие носят только очень богатые люди по праздникам.
Всадники пришли сюда рысью, а ушли шагом, и люди ехали рядом, разговаривали. Хотя кованный конь резвился, просил повода. Дорогой конь, не рабочий. Они были рано утром. Вода в ведёрке, недопитом конями, испарилась уже на ладонь. Пришельцы – совсем не берегут воду, не думают о ней. Может быть они из самой Мароканды? Там воду не привыкли беречь – широкая Арсу рядом. Здешний человек никогда не черпнет лишнего. И, уж конечно, не бросит ведро рассыхаться на солнце. Да перед началом сухого сезона. Неужто не понимают, что Боги разгневаются?!
Остроухий тоже заметил бесхозяйственность пришельцев и потянулся допить воду из ведёрка. Но Руфин махнул на него красным рукавом:
- Напьёшься, когда воду покачаешь.
Он глянул в ведёрко. Где ещё увидишь себя? Только в крохотном зеркальце, оставшемся у Руфина от плена у Саббаха, да вот так – в ведёрке с водой. И залюбовался:
- Принц! Настоящий принц! – Весело хвастался мальчишка, позабыв, что хвастовство не к добру.
Руфин помнил лишь изумлённый вздох портного. И весомое молчание охотника. И тяжёлый масленый взгляд Саббаха и его гостей, когда его звали петь.
Но всё ликовало в нём в тот весенний яркий день.
Руфин опустил в колодец ведёрко, хлопнул по крупу Остроухого:
- Ну-у, пошёл-пошёл-пошёл! – Остроухий пошагал вперёд, потянул тугую верёвку.
Руфин согнулся над оголовком колодца, подхватил ведёрко, осторожно перелил драгоценную воду в кувшин. Один готов! А всего их четыре.
Но вот уже все кувшины полны и их горлышки плотно заткнуты. Можно дать воды Остроухому: