Император мягко так почти порекомендовал, точнее покомандовал, немного отдохнуть в своем поместье, заодно провести остаток медового месяца с молодой женой, пока он здесь наведет порядок и с его положением и с мятущимся народом. А?
Николай посмотрел на своего бывшего письмоводителя. Тот сидел также под иконостасом и нимб предупредительно сиял на голове, четко показывая, что перед ними не просто так человек, а полновластный святой. И поэтому монарх заметно смягчил свой тон. Мало ли кем он был на земном существовании по Воле Бога, на Небе Он сразу же показывает у него другие любимцы и избранники.
Макурин был, в общем-то, согласен и по первому предложению и по второму. После событий в Исаакиевском Соборе он стал неведомо кем – письмоводителем уже не был, а членом Святейшего Синода, по сути, еще не стал, хотя формально был направлен. НАПРАВЛЕН ПО ПРИКАЗУ, а не ИЗБРАН, значит, стал не законно. Хотя, скажи об этом императору, пожалуй, и побьет и уж точно отругает. Вот и болтается он в Зимнем дворце, как некая субстанция в проруби. Пусть и несколько часов еще, а все же.
И ведь, самое главное, он и не хочет быть этим самым. Н-И З-А Ч-Т-О!
Ой, он-то не хочет. А все остальные очень даже хотят. Начиная от жены Насти и императора Николая I и заканчивая мятущими толпами народа.
Кстати, на счет последних. Если бы не XIX век, то точно был бы расстрел 9 января, или, наоборот, разгром царской резиденции. Тысячи людей, еще не бунтующих, но уже не мирных жителей, ходили по городу, не раз походили к Зимнему дворцу даже не с требованиями, с просьбами показать им новопоставленного святого.
А, попробуй, не покажи! И сам бестолковый попаданец, и его несчастный император Николай зримо понимали, что в религиозном экстазе народ легко перейдет от мирного шествия к кровавому бунту. Под теми, кстати же, иконами и священными хоругвями.
И ведь не раз выходил августейший император Николай I к народу и мстительно показывал святого. Мол, вот он, православные, хотите – ешьте, хотите – играйте. Он весь ваш, любезные.
А почему вдруг попаданец стал не только святым, но и бестолковым, а император стал не только добрым, но и сугубо мстительным? Сам Андрея Георгиевича оказался и виноват, причем не косвенно, самим своим существованием, а прямой деятельностью, поднимающую народ на восстание. И ведь не только нимбом, появляющимся уже не только в церквях, но и около них. Дурак, прости Господи!
Один раз, без всякого злого умысла, остановился он на паперти Исаакия, где было очень много разных калек и больных. Приходилось, а куда деваться (!), и креститься, и благословлять, и молиться со всеми, прося перед Богом за страждущих. Не известно уж, помогал ли Макурин больным своими действиями, но морально он был спокоен – на все сто процентов наработался. Спокоен был и народ – святой ведет себя, как святой, а остальное все в руце Божьей.
Один только остановился попаданец. У одной больной нищенки, грязной и неухоженной копошилась малютка. Тоже грязная и, видимо, голодная, но такая прелестная и чудесная, что Макурин не мог просто пройти мимо.
- Твоя дщерь? - строго, но спокойно спросил он у нищенки.
- Моя, - безнадежно согласилась женщина. Спросила, как обругала: - ноги у ней, болезной, совсем не шевелятся. За что же, святитель, она ведь не сделала еще, ни хорошего, ни плохого?!
Андрея Георгиевича внимательно посмотрелся. В сумерках большого здания ему все время казалось, что на по людям ходили какие-то непонятные тени. И только теперь он понял – это не тени, а меняются людские ауры, или как там они называются. Вот и этой женщины и у ее дочери ауры волнуются и меняют цвет и вид. Ха, а нищенка права и не права. Малютка сама действительно ничего плохого не сделала, но из ауры матери наглядно переходили негативные последствия на дочь, и от этого ее аура заметно темнела и дурнела. С такой-то аурой не может быть хорошего здоровья.
Но нельзя же так младенцев наказывать! Он перекрестил ее, искренне жалея и стремясь перенести хотя бы часть плохой скорби и негатива на себя. Он сможет пережить, Бог весть! Эти его действия подействовали, аура девочки не просто очистилась, но и стала яркой, красочной, как и почти всех младенцев.
- Во имя и Бога, и Сына и Святого Духа, - еще раз перекрестил малютку Макурин, - встань дочь моя, ты не можешь так страдать!