Когда пришла очередь снимать сорочку, замерзшие пальцы начали отказывать, дрожать и соскальзывать с гладких пуговиц. Девушка поняла, что проку от меня не добиться, оттолкнула мои ставшие бесполезными руки и сама стащила с себя рубашку и нательную соро-о-о...
Стоило увидеть ее по пояс обнаженной, в голове окончательно помутилось. Лишь немой вопрос и отвращение к самому себе: за то, что сделал когда-то, и за то что, возможно, когда-нибудь сделаю. Обижу ее словом или поступком, разочарую, заставлю страдать... И тогда уж точно не прощу себя снова.
- Кажется, я не смогу... - отошел от нее, пока не сделал очередную гадость, и протянул вещи, с таким трепетом снятые.
Как прикоснуться к ней, такой трогательной и чистой? Как покуситься на святое, осквернить ее своим гадким именем и ужасными поступками?..
Амелия изменилась в лице. Ее кожа на груди тонка и нежна, через нее просвечивается все ее наполнение: не только венки и сосуды, гоняющие по хрупкому телу кровь, но и мысли, настроение и душа... И там нет иных чувств ко мне, кроме враждебных.
- Со всеми можете, а со мной - нет?! - прорычала она.
- С тобой все по-другому.
Тут уж Малек пришла в настоящую ярость. Завалила оскорблениями, ударила по лицу... Все-таки, я совершенно не понимаю женщин - может, потому что конкретно эта представительница слабого пола так долго пряталась под одеждой мужчины, что стала абсолютно непостижимой?
Но ее пощечина вдруг вернула меня с небес на землю. Взбодрила, словно ушат ледяной воды, заставила взглянуть на ситуацию со стороны и опять поразиться своему скудоумию: что ты делаешь, глупец? Это ж твой последний шанс!
Вторая пощечина показалась еще целительней первой. Отозвалась в чреслах сладкой негой, прокатилась живительным огнем... Пусть делает, что хочет - лупит, бьет, унижает. Лишь бы была рядом.
Это еще не конец, я планирую выложить четыре небольшие проды. Следующая будет завтра) Заранее благодарю за лайки и комментарии, мне важно знать, что мой труд не напрасен.
3. Несвятой отец
И вот, одиннадцать месяцев спустя...
Фиакр замедлился и остановился. Напротив поблескивала знакомая вывеска "Ретивых наездниц" - по обоюдному "решению", последнее слово в котором непременно оставалось за Амелией, мое имя из названия борделя решено было убрать.
Легко спрыгнув с козел, Армстронг открыл передо мной дверь. Во всех его движениях сквозила заботливость и гиперопека: казалось, слуга готов был распластаться на земле, заменив собой лесенку, лишь бы мне было удобнее спускаться из с высоты.
Дворецкий в последнее время вообще стремительно развивался - например, научился ездить по улицам плавно и аккуратно, управляя экипажем с невиданной доселе осторожностью. Колеса не гремели, словно боевые барабаны - теперь стук колес звучал ласковой колыбельной, легчайшим перестукиванием деревянных палочек по отполированному камню мостовой.
Тихо прикрыв за моей спиной дверь кареты, Арм не отстал, а нависал надо мной всю короткую дорогу от фиакра и до парадного входа в бордель, готовясь защищать от неведомых напастей - сверху, снизу и со всех сторон сразу. Дворецкий перегибал палку: что ж я, немощный или неуклюжий простолюдин какой, не пройду самостоятельно десять ярдов?..
Конечно, пройду. Я, может, еще никогда так крепко не стоял на ногах, как в последние месяцы. Но бдительный Арм думал иначе - он еле сдерживался, чтобы не отобрать мою невесомую ношу. Пришлось напомнить ему, кто здесь наследник знатного рода, а кто всего лишь его помощник - свистящим, угрожающим шепотом.
Заходя в бордель, я предварительно сделал страшное лицо и на корню обрубил зарождающийся дружный визг. Пища от восторга, куртизанки выбежали обнимать меня. Я в лобзаниях не участвовал (руки заняты были), лишь шипел и просил их вести себя посдержаннее.
Но младенец все-таки проснулся. Заворочался в пеленках и наморщил личико, впервые готовясь огласить криком подобное место.
- Чш-ш-ш... Тихо-тихо, гули-гули... - запрыгал я, мечтая убаюкать маленькое, но такое требовательное существо обратно. - Ну вот, смотрите, что вы натворили, дамы! И как мне теперь ее успокаивать?!
Но наследница рода Кавендишей вдруг передумала ругаться. Почуяла множество чужих запахов и голосов, увидела размытые пятна незнакомых лиц, склонившихся над собой, и задумалась. Не испугалась, а, скорее, удивилась и затаилась. Однако, ей понравилось в публичном доме... Чувствуется моя кровь!