Едва мы заехали обратно в Шар, как таксисту моментально подвернулась клиентура до Семипалатинска. Я сказал, что ехать до самого вокзала не хочу, и попросил высадить меня возле разворотного треугольника для тепловозов. Мы попрощались.
Вокруг чарского депо ничего интересного не оказалось. На запасных путях возле него стояло несколько десятков ржавых тепловозных колёсных пар с шестернями. Через некоторые из них уже начали прорастать молодые деревца. В запаснике ни одного локомотива больше не было – там стояли только вагоны…
Я поднялся на пешеходный мост над станцией. На путях стоял идущий в сторону России пассажирский Алма-Ата I – Новосибирск. Часть его вагонов уже была перекрашена в новые фирменные серо-серые цвета российских железных дорог с красными эмблемами «РЖД», уже метко прозванными в народе «ПИДами». На фотографиях абсолютно новых вагонов, только что выпущенных с конвейера тверского завода, эта раскраска ещё как-то более-менее смотрелась. Но наспех накрашенная, а потому уже полуоблезлая, с успевшим выгореть на нашем степном солнце логотипом, она производила удручающее впечатление. Впрочем, этот поезд вскоре ушёл, а перронные торговки принялись подсчитывать свои скромные барыши.
Тем временем с привокзальной площади раздалась громкая музыка. В этот день, 30 августа, в Казахстане был праздник, День конституции. Рядом с вокзалом оказались почти все государственные учреждения этого городка, в том числе и местная мэрия – акимат. Возле него вскоре началось торжественное собрание. Лучших людей города награждали почётными грамотами и какими-то подарками (издали не было видно), а затем пошли выступления разных местных артистов.
А на перроне вокзала разжигались мангалы. Откуда-то появился и шашлычок – маленькая палочка стоила в пересчёте на российские деньги 50 рублей, что было явно дороговато для такого городка. И несмотря на то, что первых «щенят-табака» пожарили у меня прямо на глазах, отведать их желания почему-то не возникло.
Пришёл следующий поезд, и тоже в сторону России. На сей раз состав оказался из Ташкента. На перрон высыпала толпа колоритных узбеков, видимо, ехавшая на заработки. Но напрасно кружила по перрону вокруг них симпатичная девушка-торговка с детской коляской, превращённой в «автолавку» – узбеки соблюдали Уразу, кушать и пить, даже просто воду, в светлое время суток во время мусульманского поста не разрешалось…
Этот поезд тоже вскоре ушёл. Я прошёлся по станции, дошёл до переезда, сделал пару кадров просквозивших в разные стороны грузовых, и вернулся к вокзалу. Скучавшая в своём закутке барышня-дежурная, у которой я оставил рано утром свою сумку, была не прочь мило побеседовать со мною почти час. А потом пришёл мой следующий поезд, теперь уже на Павлодар. И милая госпожа дежурная по вокзалу помахала на прощанье не только жезлом машинисту, но и рукой – мне.
Душный плацкарт павлодарского скорого оказался полон под завязку. Очень хотелось спать, но так и не дали: севшая со мною в Шаре семейка из очень древней бабушки, достаточно пожилого мужика и пары детей-школьников на верхние полки не пошла, и осталась сидеть внизу, у меня и молоденькой девочки-студенточки напротив. Клевал-клевал носом у окошка, но перетерпел.
Опять же, сделав всего одну чисто случайную остановку на Разъезде №1, наш поезд быстренько доскакал до Семипалатинска. И никаких тебе былых обязательных и непонятных остановок по разным Дельбегетеям, Суук-Булакам и Шоптыхакам… В Жана-Семее вся бабушкина семейка вышла, а спустя ещё 15 минут, на вокзале Семипалатинска, вышел и почти весь остальной народ. Нас осталось чуть больше трети вагона. Поезд «задним ходом» вновь перебрался через речку и, медленно заворачивая вправо мимо цемзавода, зоны и нескольких воинских частей, покатил в сторону бывших ядерных полигонов.
Пятнадцать лет назад, в 1994 году, когда я приезжал в командировку на здешний цементный завод, у Семипалатинска ещё было собственное пассажирское вагонное депо. Здесь формировались три поезда: через день скорый Семипалатинск – Ташкент, ежедневный пассажирский Семипалатинск – Новосибирск, и тоже ежедневный местный Семипалатинск – К. В расписании вокзала и маршрутных трафаретах на вагонах городок на ядерном полигоне обозначался одной буквой – просто «К». О том, что он называется Курчатовым, лично я тогда ещё не знал, и думал, что это сокращение от слова «Конечная».