- Я читом, пьяным чито ли? – кричал в ответ грузин. – Кито сказал, чито я пьяным, тому маму ево ебался. Зачем менэ в кичам привёлся? Давай меня к санчасть проверялся, пуст кровь минэ брал, козол.
- Какую тебе медсанчасть, когда от тебя брагой прёт, хоть нос затыкай? Я думаю, ты целое ведро проглотил, не меньше. Притом в одно горло, ни с кем не поделился. Если бы на лестнице не придерживали, мог бы насмерть разбиться.
- Кито брагам пил? Я брагом пил? Я каплям пил, желудкам болной.
Тамаз прекрасно сознавал своё положение, в которое угодил. А спорил с вертухаями больше для понтов, работал на публику. Было настроение побалагурить.
- Кого привели? – спросил кто-то, явно только что проснувшись.
- Зачэм привели, я сам приходил, - закричал в ответ грузин, демонстрируя обиду. – Вор Тамаз пришёл, ты чито, нэ узнал минэ?
- Как же не узнать Тамаза, здравствуй, Тамаз, а за что попал в кичу?
Грузин проигнорировал вопрос фраера, тем более, что ответ для всех был более, чем очевиден. Вместо этого сам обратился с вопросом:
- А гидэ мой брат, вор Максим Метла? В каком хате он сидит, туда минэ сажай.
Максим не отозвался, кто-то из арестантов подсказал номер хаты его. Уже после шмона и переодевания, грузин потребовал от вертухаев, чтобы посадили по соседству с Метлой. Сам ходил по продолу, высчитывая номера. Повезло, что по соседству и в самом деле оказалась пустая камера.
- Спит человек, зачем его беспокоить? – выговаривали грузину вертухаи, заглянув через дверной глазок в бокс к Максиму Метле.
Вертухаи не хотели кипеша среди ночи, а потому посадили Тамаза по его желанию, через стену от Максима Метлы. Грузин сразу угомонился, как только открыли нару, сразу прилёг на неё, но ещё долго ёрзал, пристраиваясь на неровных досках. Максим всё слышал, понимая, что на два дня пришёл конец его спокойной жизни, джигит станет донимать его порожними разговорами. «Если вертухаи решат мне добавить сутки, тогда вообще пропал, хоть в петлю лезь, - подумалось вору. – Теперь вот не усну, снова придётся вставать, отжиматься и приседать». Слышал, как за стенкой скрипят доски нары, грузин ворчал, бормоча ругательства. Позже принялся напевать какую-то песенку на родном языке.
- Холодна минэ, труба холодни, нычево не грееца, - ворчал Тамаз, батареи и в самом деле едва тёплыми были, возможно, кочегар в котельне уснул, давно угля в топку не подбрасывал.
Максиму стало весело от причитаний грузина. Понимал, что сон уже не вернётся, да и холодно было очень. Минут десть прошло, наверное, когда в камере Тамаза послышался храп. «Вот абрек, всех разбудил, а сам угомонился» - Метла принялся прохаживаться из конца в конец камеры, чтобы согреться. Пять шагов от окна до двери и обратно. Приседать и отжиматься ему не хотелось, решил экономить силы. Точного времени он не знал, но в пять утра объявят подъём в киче, начнут пристёгивать к стене нары-лежаки. К шести утра баландёры принесут хлеб и кипяток. В такой холод кипяток очень кстати, бедолаги его глотают, не замечая ожогов. Согревшись кипятком, можно будет попытаться уснуть, хотя бы сидя на вмурованном пеньке-табуретке. «Если грузин и в самом деле упился браги, скоро у него начнётся отходняк и страдания»
Максим Метла лично не был знаком с вором Тамазом, хотя имя это было на слуху лет пять уже, если не больше. Не сказать, что юнец, уже за тридцатку лет перевалило. На воле не вельможничал, в отличие от многих своих земляков жуликов, а промышлял квартирными кражами. Тамаза знали в России, о нём хорошо отзывались многие «законники». Балагур и весельчак от природы, но при этом отчаянно дерзкий до самопожертвования. Знает вор себе цену, а потому не нуждается в лишних очках за счёт наигранности и показной вельможности. Не демонстрирует собственного превосходства над окружающими, за что и уважаем арестантами. Именно такие характеристики приходилось слышать Максиму, когда речь заходила о Тамазе. Притом, не от одного человека, а от многих.
Тамаз умел организовать людей и брал ответственность за многие решения. Однажды сломал нос главному куму в зоне, за то, что тот нелестно отозвался о грузинах, назвав их барыжными душонками. За это и получил довеском пять лет с отбытием срока в строгой тюрьме. Вот только, находясь среди своих соплеменников, Тамаз становился таким же, как и они, пиковым жуликом, придерживаясь общей линии поведения, не позволяя себе инициативы. Так уж принято в республиках Закавказья, всё решают аксакалы, а молодёжь относится с почтением к принятым старшими решениям. Не спорят, и редко когда отстаивают собственную позицию. Таков уж общий менталитет кавказцев и с этим нужно смириться, невзирая на то, что подобное отношение к аксакалам сказывается на принципах воровского закона, искажая их. На сходках молодёжь ждёт, что скажут аксакалы и горячо поддерживают их решения, даже если имеют собственное мнение. Хотя и здесь случаются исключения из общих правил, хоть и не очень часто.