Получилось так, что целый день воры гоняли из пустого в порожнее, делясь новостями и впечатлениями от мест, где им довелось побывать в недалёком прошлом. Периодически вынуждены были прерывать общение, заливать колено водой, занимались своими делами, натянули дорогу по стояку между собой, Тамаз перегнал Максиму сигареты и чай, тщательно запаковывая груз в капсулы из целлофана. Максим заправился чифиром и вволю накурился. Хотя и до этого к нему заходили гостинцы, в этой тюрьме карцера более-менее обеспечивались по минимуму. Для того и собирается общак, чтобы помогать угодившим в беду. Затем снова откачивали воду из колен унитазов и продолжали прерванное общение. Так, само-собой получилось, разговор коснулся о беспределе, творимом в «Белом Лебеде» города Соликамска, Пермского края. Тамаз сразу же оживился, было видно, эта тема его очень волнует, грузин не скрывал своих эмоций. Дело в том, что Тамаз располагал более правдивой и обширной информацией о многих событиях, в том числе и о событиях, происходивших в «Белом Лебеде». В отличие от русских, у кавказцев намного прочнее социальные связи, почти у каждого семья и большой круг родственников. Им пишут письма, приезжают на свидания, нанимают пробивных адвокатов. Информация попадает в республики Закавказья, там ею обмениваются, после чего все новости распространяются дальше, доходят до сыновей, братьев и супругов, где бы те не находились. Вот и с «Белого Лебедя» информацию умудрялись добывать, даже вытаскивать своих близких оттуда, подключая адвокатов. Большевики опасались ненужной шумихи и огласки по поводу пыток и издевательств над заключёнными. Хотя очень многие строптивцы, угодив в «Белый лебедь», попросту исчезали, словно в Бермудском треугольнике, невозможно было концов найти, был человек и нет его.
- Ми туда, на Лэбэдь, многа дэнгам отсылался обчак и всо пропало, брат.
- Вопрос с «Белым Лебедем» только с воли возможно решить, Тамаз, а здесь мы бессильны, нет рычагов и возможностей. Посылать туда деньги, всё равно что выбрасывать их, блядей беспредельщиков кормить.
- Ми писался в Грузию и в Москва, брат, просил читобы с Лэбэдь решался. Там нашим братьям-ворам многа.
- В том-то и дело, на словах вроде как есть воры, а реальных дел не видно, - парировал Максим Метла. – В общаке немалые суммы собираются, но куда их тратят? Реальной пользы от общака нет, вот и беспредельничают большевички, не боятся. Для многих тюрьма перестала быть родным домом, воспринимают её временным жилищем, вот и живут соответственно, мечтая дождаться конца срока и забыть. Не живут, а выживают, от этого и последствия.
Максим замолчал, ожидая от собеседника ответного слова, но Тамаз помалкивал, то ли осторожничал, толи переваривал суть услышанного.
- Пойдём, Тамаз, разомнёмся и перекурим, - предложил Максим собеседнику. – Я тут остыл без движения, кровь в венах скручиваться начинает.
Перекуривая, Метла анализировал состоявшийся разговор, слегка сожалея о том, что вообще стал откровенничать с грузином.
- Они все одной верёвочкой повязаны, для них Россия не родина, а чужой огород, в котором можно на халяву поживиться. Едут к нам, как саранча, брюхо набить, а что останется после них, уже не важно, чужого огорода не жалко. А кто же сеять станет, землю вспахивать? – спрашивал Максим, прохаживаясь из конца в конец тесной камеры. – Всё вытаптывается, что веками с трудом строилось. Никаких законов, никаких понятий, одни инстинкты останутся. Не стыдятся поступков, за которые недавно головы можно было лишиться. Гопники и бакланы себя с «васьками» на равных почувствовали, у пиковых в подручных пристроились. Истинным ворам со многим мириться приходится, ибо исправить случившееся бессильны, нет прежнего единства, а с ним и влияния. Самих воров осталось, на пальцах пересчитать можно. В изоляции сидят, на волю выйти не получается.
Согревшись, Максим позвал грузина продолжить прерванный разговор.
- Я хотел, Тамаз, тебя про Славика Буратино спросить, может, слышал про такого? Молодой парень, младше тебя, со мной на фунте сидел? Нашенский парень, трудяга, сам из чистокровных «васьков».