Пиковые жулики, в свою очередь, старались с Метлой не связываться, неважно, что дружбы с ним не получалось. Конечно же, завидовали той популярности, какую Максим имел среди арестантов. Но ещё больше боялись его влияния на умы фраеров. Тем более что в других тюрьмах Советского Союза, уже кипели страсти, началось открытое противостояние воров и пиковых жуликов, даже появились первые жертвы. В тюрьме города Златоуста был избит авторитетный и очень влиятельный грузин по кличке Рено. Это событие стало главным для обсуждения в криминальной среде. Пиковые жулики обвиняли в случившемся воров Виктора Куклу и Саньку Устимовского, называя их беспредельщиками. Начинался первый раскол, разделивший криминальный мир на сторонников старых и новых, более гибких устоев. Дело грозило обернуться новой сучьей войной. Хотя властям большая кровь не нужна была, нынче не те времена, когда имелась возможность трупы списывать сотнями.
Максим не одобрял того, что сделали Кукла с Устимовским. Мало того, что поступили с Рено в обход сходки, так ещё и избили, вместо того, чтобы зарезать. Но с другой стороны, можно было понять воров, терпеть выходки пиковых жуликов совсем непросто. А с Рено они могли поступить как с заблудившимся фраером, но не как с вором в законе. Хотя бить Рено было необязательно, могли бы просто уши отрезать.
Жалко было арестантов, особенно «васьков». При расколе им нужно будет делать выбор, к какой из сторон прислониться. Оставаться в нейтралитете уже не получится, пиковые жулики не позволят. «Кто не с нами, тот против нас», - такова их позиция в жизни. А с другой стороны, воры-традиционалисты, для которых вмешательство фраеров в дела воров считается неприемлемым. Когда люди перестают чтить свои традиции и законы, подобно святыням, они теряют опору, фундамент, без которого здание непременно рухнет. Это уже не общество, а стадо, опирающееся на инстинкты. Переубеждать таких и полемизировать с ними уже бессмысленно, твоих аргументов они воспринять не в силах.
Максим сознавал это, но всё равно не в силах был оставаться к окружающей его жизни безучастным. Случалось, и высказывал свои суждения, иногда предельно резкие и бескомпромиссные. Но в целом, старался настраиваться на свободу, благо до освобождения совсем немного осталось. Пытался представить себя гуляющим среди вольных людей по улицам города, и это казалось вору несбыточной фантазией. Представлял себя в купе железнодорожного вагона, наблюдающим за проплывающими мимо пейзажами.
Никогда прежде, за все тридцать семь лет, безвылазно проведённых в неволе, день освобождения не приближался так близко. Это казалось невероятным, но теперь перспектива освободиться больше пугала, чем радовала вора. Он так чувствовал, хоть и боялся признаться в этом даже самому себе. Сможет ли он адаптироваться, а главное не сойти с ума от столь резкой перемены? Не выглядеть дикарём после ужасных условий тюрьмы, которые уже сделались привычными, ибо других он не знает. Как избавиться от тюремных замашек, которые уже впитались в кровь и стали его натурой? Понятие «свобода» приобрела для Максима почти сакральное значение и особую ценность. И только тот, кто прошёл его путём, сможет всё это понять и соизмерить. Но таких осталось совсем немного, практически единицы.