В глаза ему бросились потемневшие синяки на бледной коже. Отпечатки пальцев. Следы чужой хватки.
Не сказав ни слова, он грубо развернул ее к себе спиной.
Печать следовало ставить на над левой лопаткой.
Талила дернулась, почувствовав магический след Клятвопреступника. Привычным, тысячу раз отработанным жестом вскинула руки, чтобы атаковать в ответ, забывшись на мгновение, и зло, обессиленно их опустила, услышав звяканье цепи.
Позади нее раздалось хмыканье, и она развернулась, готовая вцепиться в ненавистное лицо голыми пальцами, когда крепкая хватка пригвоздила ее к месту, обездвижив.
Он даже не воспользовался магией. Хватило и ладони, чтобы справиться с ней.
Без своей силы Талила против него была мелкой сошкой. Песчинкой. Надломленной веткой, которую можно доломать и бросить в огонь.
— Сиди неподвижно, — велел он.
— Я тебя ненавижу, — огрызнулась Талила и съежилась против воли, вновь почувствовав его магию.
Она ненавидела поворачиваться к людям спиной. Ненавидела так сильно, что ее начала бить неконтролируемая дрожь, стоило лишь подумать, кому именно она показала свою беззащитную спину.
Человеку, который вонзил бы в нее кинжал прямо по рукоять, не поведя и бровью.
— Вдохни, — приказал Клятвопреступник, и Талила послушалась, потому что в следующее мгновение ее плечо над лопаткой обожгло, словно клеймом.
Печать и была клеймом по своей сути.
Она свяжет ее с Клятвопреступником сильнее любых брачных уз. Сильнее, чем кровное родство. Сильнее, чем самые толстые цепи.
Он всегда сможет найти ее через эту печать. Сможет причинить ей боль, если захочет. И печать уничтожит ее, если она поднимет на Клятвопреступника руку. Если убьет ее.
Талиле было плевать.
Она готова умереть, если перед этим сможет забрать с собой мужа.
Она с радостью умрет.
Боль была острой, выжигающей из легких воздух и короткой. Несколько мгновений кожа на месте прикосновения руки Клятвопреступника полыхала огнем, а потом это ощущение исчезло.
Едва почувствовав, что хватка мужа ослабла, и он ее отпустил, Талила метнулась прочь. Она запуталась в цепях и неловко свалилась на татами, но не остановилась и продолжила отползать от него до тех пор, пока не смогла повернуться к нему лицом.
Даже дышать стало легче, когда она скрыла от его пронизывающего насквозь взгляда свою беззащитную спину.
Печать больше не жгла, но Талила ее чувствовала. И это заставляло огонь ненависти в груди разгораться еще сильнее, хотя ей прежде казалось, что ненавидеть мужа больше она просто не может.
Оказалось, может.
Не сказав ни слова, Клятвопреступник поднялся на ноги. Талила заставила себя неподвижно замереть.
Впереди их ждала брачная ночь. И она не даст ему ни одного повода насладиться ее болью и унижением. Не позволит себе ни гримасы, ни слезинки. Ни единый вздох не вырвется из ее плотно сжатых губ. Лучше она умрет, чем примет такой позор.
Он получит ее тело.
Они все получили ее тело, когда пленили и надели оковы.
Но они не получат ее душу.
Клятвопреступник не торопился к ней подходить. Не торопился ее касаться. Сперва он приблизился к плотно закрытым бамбуковым перегородкам. Чуть отодвинув в сторону одну из них, он выглянул наружу, впустив в комнату свежесть ночной прохлады.
Талила жадно повела носом. В воздухе разлился аромат цветущей сакуры.
Муж замер на месте, словно к чему-то прислушивался. Довольно хмыкнул и вновь плотно придвинул створку: так, чтобы снаружи не доносился ни один звук. Потом он пересек покои и вошел в небольшую, смежную комнатку. Вскоре до ушей Талилы донесся приглушенный плеск воды.
С замиранием сердца она прислушивалась к нему, ожидая момента, когда Клятвопреступник вернется. Вновь в покои он вошел в наглухо запахнутом черном халате, который мало чем отличался от его привычной брони. Подошел к Талиле и потянул цепь между обручьями. Когда она расстегнулась с тихим щелчком, та не поверила своим ушам и глазам. То же самое он повторил с цепью на ногах. И даже снял широкие кандалы с ее лодыжек.
Впервые за несколько дней она могла беспрепятственно вытянуть ноги. Не семенить мелко-мелко, словно младшая жена какого-нибудь торговца.
Талила прищурилась.
Клятвопреступник думает, что сможет втереться к ней в доверие? Думает, что сможет ее обмануть?
Она вся подобралась, приготовившись к неизбежному, но муж сумел ее удивить во второй раз за столь короткое время. Расстегнув цепь, он отошел от нее. Остановился напротив футона, опустился перед на колени и достал припрятанный под ним кинжал. С равнодушным лицом он провел лезвием по ладони и выдавил кровь из пореза на темную ткань футона. Затем чуть отодвинулся и лег на спину, положив кинжал себе под правую руку.