— Однажды отцу все же удалось отказаться от бесполезных ставок, — продолжала свой рассказ девушка. — К этому времени размеры его долгов стали невообразимо огромными. Но он пересилил себя, отчаявшись в попытках разбогатеть, и я искренне благодарна ему за это. Вскоре ему и вовсе предложили писчую работу в казармах Дитмонда, где до этого он был доблестным офицером. Новая должность приносила гораздо больше дохода, чем разнос писем, и вскоре долги стали медленно погашаться. Все трое членов нашей семьи наконец вздохнули с облегчением, но без малого год назад случилось ужасное… — тут ее голос дрогнул, и монах заметил еще по одной слезинке, вырвавшихся из ее печальных глаз. — Один хороший друг моего отца, офицер имперской армии, попал в беду. Он находился на задании где-то в Каррольских горах и был сильно ранен в какой-то пещере. Однажды на службе он спас жизнь моему отцу, и тот, не раздумывая, отправился к нему в составе подкрепления… — Глиолия снова притихла, протирая бледную щеку. — Они оба погибли… Я до сих пор не знаю, при каких обстоятельствах это произошло. Но это не важно. Какое горе накрыло нашу многострадальную семью, когда мы получили ужасное известие! Впрочем, какая мы теперь семья? Мы с Калимом всего лишь пара жалких сирот…
Отец Илларион наконец вздохнул. Взгляд монаха был наполнен состраданием, но призрачная тень исповедальни скрывала от девушки его глаза. Однако вместе с тем он поразился, как мужественно держится его посетительница. Любая другая на ее месте уже давно пролила бы море слез, а Глиолия не смогла сдержать лишь три холодных бриллианта, скатившиеся по ее щекам. Слушая печальный рассказ, Илларион прежде всего был занят мыслью о том, как успокоить бедную девушку, придать ей сил. Оба они понимали, что родителей уже не вернуть. Глиолия слишком многое перенесла за свою жизнь, чтобы быть утешенной парой никчемных фраз. Но на то он и священнослужитель, чтобы своей речью вселять веру в человека. И монах был готов к этому, хотя и не знал пока, в чем именно его посетительнице нужна помощь, и потому решил молча дослушать ее рассказ до конца.
— Чтобы рассчитаться с долгами, — продолжала девушка, — мы с братом продали наш роскошный фамильный особняк. Размер долгов оказался намного больше, чем я предполагала, и на расплату ушли практически все деньги, вырученные с продажи особняка. Но, слава Трем Божествам, мы с Калимом не остались на улице. Нас в своем ветхом домике приютила пожилая Белетта, добрейшая женщина, бывшая когда-то служанкой в особняке Дариэль. — Рассказывая об этом, Глиолия успокоилась и более не проливала слез, а монаху показалось даже, что ее бледное лицо украсила легкая печальная полуулыбка. — Так мы и живем. Я по-прежнему работаю в таверне. Калим тоже работал до недавнего времени… — здесь ее голос задрожал, и улыбка, по всей видимости, исчезла с ее лица. — Отче, я пришла сюда не для того, чтобы оплакивать своих покойных родителей, не нужны мне и богатства. Я пришла к вам, поскольку не знаю, к кому больше обратиться. Дело в том, что с моим братом происходит что-то необъяснимое. С самого детства он был слабым и болезненным мальчиком. А совсем недавно он нашел себе работу, и мы с тетушкой Белеттой были очень рады за него и за нашу скромную семью. Но без малого месяц назад с ним стало твориться нечто ужасное. Ни с того ни с сего он теряет сознание и часами бредит. К вечеру его то и дело бросает в жар, а утром он оказывается абсолютно нормальным, будто ничего и не было. Много раз наш дом посещали лекари, но они не могут объяснить, что происходит с Калимом. Один маг промолвил однажды, что дело тут нечисто. Поэтому я пришла к вам… — голос ее затих, но спустя мгновение она жалобно воскликнула: — Отче, я прошу вас, упомяните о моем брате в своих молитвах! Мне больно смотреть на то, как Калим страдает. Упросите всемогущую Вертиму, чтобы она сжалилась над нашей многострадальной семьей! Отче, умоляю вас!
Монах был тронут этой речью. Теперь он понял, что никакие слова не смогут утешить его посетительницу. Неужели бедная девушка заслужила столько страданий? После минуты полнейшей тишины отец Илларион наконец промолвил:
— Дитя мое, судьба обрушила на тебя тяжелейшие испытания. Я обещаю помочь. Я буду молить Вертиму о милости. Я прощаю тебя за все грехи твои, коль таковые могли быть порождены невинной душой. Ступай с миром. Мой ученик, брат Мариус, приготовит тебе комнату для ночлега. А наутро возвращайся к своему брату. Что бы с ним не происходило, ему больше всего на свете нужна твоя поддержка.