Начались митинги. Военные засомневались.
Отказался от присяги элитный Плевенский полк, затем в уже присягнувшем Варненском полку офицерский совет отстранил и взял под арест поддержавшего переворот командира, а в Пловдиве, куда уже прибыл Стамболов, события в Софии и вовсе изначально приняли в штыки. Комбриг Сава Муткуров, назначенный спикером на пост главкома, срочно созвал румелийские гарнизоны, то есть большую часть войск, потому что турецкое направление считалось важнейшим, а Стамболов потребовал от Софии «под страхом смерти в 24 часа сдать власть и подчиниться главнокомандующему болгарскими войсками подполковнику Муткурову».
Естественно, София попыталась как-то договориться с Пловдивом, дав полномочия для переговоров новому военному министру — срочно вернувшемуся из заграничной командировки майору Олимпию Панову, но тщетно. В отличие от «клятвопреступника» Петра Груева, с ним, непосредственно к событиям отношения не имевшим, Стамболов и Муткуров общаться не отказались. Но ни об «абдикации[21] Баттенберга навечно», ни о «парламентской республике» они не собирались даже слушать, поскольку «политические затеи незаконных властей рассмотрению не подлежат», предлагая обсудить вопрос о том, кто может рассчитывать на амнистию, а кому дадут 24 часа на бегство из страны.
После провала переговоров, в ночь с 23 на 24 августа, от присяги правительству митрополита Климента начали отказываться и гарнизоны северной Болгарии, беря под арест офицеров-«русофилов», даже очень авторитетных, вроде командира Сливенской бригады майора Аврама Гудзева. Фактически за «Вместе с Россией, не глядя ни на что!» твердо стояли только военные училища, гарнизон Шумена, да еще Струмский пехотный и 1-й артиллерийский полки, занявшие позиции и заявившие о готовности сражаться. Однако соотношение сил было настолько в пользу лоялистов, что в исходе «горячей фазы» никто не сомневался, и Олимпий Панов умолял главкома не доводить дело до гражданской войны, упирая на то, что «болгарский штык не должен колоть болгарина».
В такой ситуации всё зависело только от четко заявленной позиции «старших братьев», и Гатчина, наконец, разродилась. Явившись на заседание правительства, генеральный консул империи сообщил, что государь «не может одобрить переворота, даже идеалистического, осуждает опрометчивый шаг господ офицеров» и желал бы восстановления законного кабинета, с которым можно говорить всерьез, но готов «оказать русское гостеприимство всем искренним друзьям России».
В ответ на вопрос «а как же насчет гарантий помощи?», не будь которых, выступать не рискнули бы, дипломат ответил примерно в том смысле, что государь обещал стоять за спинами и хотел бы посмотреть, кто посмеет обидеть, — и стоит, и смотрит, а толковать его волю ни у кого нет права. Сразу после этого Петр Груев и другие лидеры путча подали в отставку, а владыка Климент уступил пост премьера вынырнувшему из схрона Петко Каравелову, сохранившему на посту военного министра Олимпия Панова — с одной стороны, чистой воды путчиста, но с другой — формально к свержению князя отношения не имевшего, зато уважаемого в среде военных.
Теперь, когда мнение Гатчины было, наконец, уважено, консул, одобрив «понимание болгарскими друзьями сложности момента», взял на себя функции посредника. Однако в Пловдиве ни о каких переговорах «на равных» не хотели и слушать. То есть в ответ на просьбу законного премьера «не предпринимать ничего, что могло бы ввергнуть страну в хаос гражданской войны или подвергнуть ее чьей-либо оккупации» спикер отказом не ответил, предложение создать «совместное правительство» как бы принял, но предложение учредить регентство и вынести вопрос о реставрации Александра I на рассмотрение внеочередной сессии Великого Народного собрания категорически отверг.
Выставленные же им встречные условия были совершенно неприемлемы. Фактически он требовал капитуляции, и 15 (27) августа Петко Каравелов телеграфировал в Пловдив: «Мы не согласны быть пустой частью составленного вами кабинета министров. Это наше последнее слово. Мы умываем руки и складываем с себя всю ответственность».
Теперь ход был за Стамболовым. 16 (28) августа он огласил состав нового «временного» правительства во главе с Василом Радославовым (что само по себе говорило о многом) и отдал войскам приказ идти на Софию, которая и была занята лоялистами через два дня. Боя не случилось: Олимпий Панов приказал Струмскому и 1-му артиллерийскому полкам «для избежания пролития болгарами болгарской крови» сложить оружие. Части, поддержавшие переворот, были выведены из столицы, а через неделю распущены. «Военные русофилы», не пожелавшие бежать (в частности, Петр Груев и Анастас Бендерев), пошли под арест, но большинство предпочло уйти за кордон.