Расследование власти, раздав героям награды «за успешно проведенную операцию», вели долго и тщательно. Арестовывали всех подряд, допрашивали, «подозрительных» засадили в лагерь, а восьмерых, включая брата и двух сестер Махно, осудили на сроки от пяти до пятнадцати лет с полной конфискацией. Правда, учитывая огромные заслуги подсудимых в борьбе с фашизмом, никого не казнили — как социально близких. Что любопытно, в современной Болгарии ни Христо, ни его людей не реабилитировали. Всех реабилитировали, а их — нет. Слишком «социально чуждые».
Тут, в общем, и сказке конец. Постреливали в горах еще года два, но уже отголосками, а там и затихло. А если спросите почему, так ведь тоже не бином. Никакое восстание такого рода не побеждает без помощи извне (и коммунисты бы в 1944-м не смогли, не приди на помощь Красная армия), «извне» же помогало балканским камикадзе по хорошо известному нынче принципу поддержки восстаний: лишь бы не сдохло. С учетом наличия Бомбы уже и у Советов, мировые державы сделали главную ставку на противостояние в Корее, подальше от Европы, а затем и учинили на какое-то время худой мир. Какая уж тут победа, тем паче без массовой поддержки.
А почему этой самой поддержки не было, пусть люди сами скажут. «Когда коммунисты воевали с фашистами, — вспоминает обычный человек Иван Иванов, — полсела нашего было в “ятаках". Но в партизаны мало кто шел, пока не стало понятно, что русские скоро будут. Вот тогда многие пошли. И когда горяне воевали с коммунистами, полсела было в "ятаках", потому что коммунисты оказались обманщиками. Помогали чем могли. Но в партизаны мало кто шел. Боялись. Мало их было. К тому же приезжали из города люди, звали на стройки, звали на завод, обещали даром обучать ремеслу, вот молодые и ехали в город, а в лес не шли».
Как видите, всё проще некуда. Однако совсем уж впустую всё описанное не прошло. Сперва, решив, что пойти на поблажки будет себе дешевле, слегка смягчил «линию» тов. Червенков, затем пришел тов. Живков со своим «добрым курсом» — и жизнь стала приемлемой, а затем и вовсе пошла на лад, так что, можно сказать, дело горян не пропало даром. Хотя, конечно, и ласковым то времечко, даже после смягчения, сложно назвать, — но времена не выбирают.
Как бы всё. Вот только не всё. Джинн вырвался из бутылки... Открытые дела нельзя было закрывать, чтобы не оказались «невинно осужденными» те, кого посадили, чтобы посадить, — следовательно, они крутились и превращались в обвинительные заключения, которые нужно было передавать в суд. Суду же не оставалось ничего иного, кроме как судить «изменников Родины», «врагов народной власти» и «пособников бандитов» по всей строгости, независимо от того, связаны ли они с горянами (такое бывало нередко), чьими-то разведками (случалось, но гораздо реже) или, неважно как, с уже осужденными отщепенцами (сплошь и рядом) или же ни с кем не связаны.
То есть суду просто не оставляли возможности судить по справедливости, а чтобы судить по закону, который постоянно ужесточался (ведь «органы» изо всех сил доказывали, что не зря хлеб едят, так что количество дел росло, а стало быть, «борьба углублялась»), приходилось просеивать состав, убирая «слюнтяев» и оставляя тех, кто готов приговаривать, исходя из «классовой и революционной целесообразности» (естественно, прислушиваясь к рекомендациям свыше).
А раз появлялись осужденные, появлялись и кандидаты на высылку из крупных городов и пограничных районов — члены семей, которые «не могли не знать». Причем просто высылка (а выслали почти 7 тысяч человек) считалась удачей, потому что можно было загудеть и в «Белене» — «воспитательно-трудовой лагерь особого режима», фантасмагорическое место, где (точно как в аду по Бернарду Шоу) в смысле условий был кошмар, зато общество — высшего класса: бывшие министры, депутаты, дипломаты, старшие офицеры, журналисты и прочий контингент «депутатской бригады».
Правда, сидел там всякий люд, но если в начале 1950 года, когда заведение начало работу, из четырех с половиной тысяч терпил «политических» было примерно половина, то спустя три с половиной года, при закрытии лавочки, из 1059 «нумеров» за чистую «уголовку» парилось только 187. Насколько можно судить по сохранившимся документам, в какой-то момент такая тенденция испугала самого тов. Червенкова, и после сложной интриги из МВД вылетел генерал Руси Христозов, его собственный выдвиженец, талантливо повесивший отщепенца Костова, но слишком крупная фигура, имевшая амбиции и способная начать собственную игру. Его, правда (поскольку хоть и мог, но не начал), не посадили, однако не вернули в разведку, где он был бы на своем месте, а перевели на хозяйственную работу.