А кроме того, вишенкой на тортик, предъявили и специально привезенного из тюрьмы «пожизненника» Станислава Балана, бывшего царского секретаря, и он полночи подробно рассказывал, как лично вымолил у Его Величества помилование для друга детства и одноклассника Трайчо, который на Гешева вовсе не работал, о чем он, зэка Балан, знает от самого Гешева, тоже друга и одноклассника, который тоже написал Борису просьбу о помиловании тов. Папуаса (которого сам же и поймал), хотя и злился, что тот отказался сотрудничать.
И когда всё это прозвучало, зал, битком набитый товарищами, семь лет назад либо топившими отщепенца Костова, либо, по тогдашней малости, горячо одобрявшими расправу, встал на уши. Все понимали, что отчебучить такой фокус без санкции самого высшего северного калибра тов. Живков побоялся бы даже в мыслях. Так что, когда первый секретарь, начав с печального: «Мне мучительно стыдно, что именно я первым обвинил тов. Костова, но я так верил тов. Червенкову...» — поблагодарил за внимание и вернулся в президиум, начался дурдом.
Первой вылетела на трибуну тов. Драгойчева, семь лет назад особо люто грызшая тов. Папуаса, и воззвала к «полной проверке и восстановлению справедливости». Затем, пробившись сквозь толпу желающих, толкнул речь тов. Цанков, глава МВД, неся повинную голову за вверенную ему «службу безопасности, которая, оказывается, применяла насилие», но «настоятельно утверждая», что во всем виноват предшественник, Руси Христозов, при котором Костова повесили.
Тут же возник тов. Христозов с резким протестом: дескать, да, повесили при мне, в декабре, но в июле, когда шли допросы, МВД руководил тов. Югов. На это тов. Югов из президиума отреагировал мгновенно: всё так, но, дескать, про предательство Костова мне сообщил присутствующий здесь тов. Чанков, а что до меня, так я вообще сам жертва террора, меня сняли со всех постов и чуть не посадили, — спасибо тов. Сталину, что не дал погубить.
И так далее. 30 часов подряд, уже без перерывов. А потом еще два дня, с жесточайшими осуждениями «нарушений законности и репрессий против честных партийцев» и повторным выступлением тов. Червенкова, честно признавшего свою вину в том, что слишком доверился покойному тов. Коларову, а также в том, что, пообещав «дорогому Трайчо Костову» помилование в обмен на признание вины, «не смог сдержать обещания, поскольку зависело всё только от Коларова».
Кое-кто, следует отметить, аплодировал. Немалая часть присутствовавших, всем обязанная зашатавшемуся вождю, сознавала, что если тот рухнет, рухнут все, и требовала понять и простить. «Обоймы» остальных не соглашались, и отдельные особо заслуженные товарищи — тоже: скажем, генерал Йонко Панов, шеф пограничников, вообще требовал «осудить не только Червенкова, но и Христозова, и Югова, и Чанкова». Это уже ни в какие ворота не лезло, и президиум, сославшись на рекомендации Москвы, попросил «не углублять противоречия» и не копаться в грязном белье.
Наконец, выкричавшись, подвели итоги. Дело тов. Костова пересмотреть, пока что «частично реабилитировав политически»; дела невинно осужденных товарищей пересмотреть чем скорее, тем лучше; тов. Червенкова с землей не ровнять, осудить за «политическую близорукость и зазнайство», признав невозможным его дальнейшее пребывание на посту премьера и главы Политбюро, возглавить которое следует смелому и принципиальному тов. Живкову.
Тут, правда, слегка засбоило. С тов. Червенковым уже всё было ясно, да никто особо его и не любил, не без основания считая наглым и самовлюбленным выскочкой, а вот насчет того, кому возглавлять партию, сомнения были. Во всяком случае — в кругах по праву живых легенд (если не мифов), считавших себя «не тварями дрожащими».
«Не по лбу шапка! В партии человек пятьсот более достойных!» — настаивал тот же Йонко Панов, славный партизан. «Живков — мелочь, никто и никогда не принимал его всерьез, но мнит он о себе невесть что. Поживем еще маленько, прочитаем, что Живков сам сделал революцию в Болгарии», — вторил ему почтенный, весь в заслугах Добри Терпешев, бывший командующий НОПА, невероятно популярный в «низах». Да и другие ветераны возмущались.
Однако таким настроениям «обоймы» всех уважаемых товарищей, а также, естественно, небольшая, но сплоченная «обойма» тов. Живкова жестко сказали: «No pasaran!»[198]. За кадровые изменения, расписанные до последней завитушечки, проголосовали единогласно. Премьером, естественно, стал тов. Югов — как самый заслуженный, да еще и «жертва червенковщины». А что он был-таки главой МВД и раскручивал гонения, так «не надо раскачивать лодку».
198
«Они не пройдут!» (исп.) — политический лозунг, выражающий твердое намерение защищать свою позицию.