И не раскачивали. В конце концов, всех — или, во всяком случае, очень многих — всё устраивало, так что «восстановление ленинских норм» виделось как устранение плохих товарищей, эти нормы не уважавших, и замена их хорошими товарищами, ни в чем таком не замешанными. Или замешанными, но слегка. Или замешанными сильно, но осознавшими свои ошибки. И всё.
Много позже, совсем незадолго до ухода из жизни, сам тов. Живков признается: «Мы не подумали, что в один прекрасный день может возникнуть новый культ. А основания опасаться имелись, и должен признать, что вину за них несу прежде всего я лично. Мне нелегко говорить об этом, но я делаю это с глубоким внутренним убеждением и искренностью».
Но это значительно позже. А пока премьер, как мы уже знаем, тов. Югов. Первый вице-премьер — тов. Чанков. Тоже заслуг не перечислишь. Просто вице-премьер — Райко Дамянов, опять-таки уважаемый, да и тов. Димитров его ценил. Ну и тов. Червенков, раз покаялся, а лодку раскачивать не надо, тоже остался вице-премьером — по культуре, и даже с местом в Политбюро, но уже «без особых прав». А тов. Живков — самый слабый, с самым тусклым послужным списком — остался при своих. В государстве — никто, просто главный по партии, ответственный за идеологию и кадры.
Не больше. Но вполне достаточно, чтобы заняться кадрами, не вполне понимающими идеологию, дабы не получилось, как в Венгрии, где товарищи, слишком увлекшись процессом и не удержав вожжи, в итоге, как известно, сильно обожглись[199]. Так что, поскольку умные учатся на чужих ошибках, «апрельскую линию» было решено «сгладить», — и хотя ничего похожего на события в Венгрии не наблюдалось, началось «Jedem das Seine»[200].
И тут уж, поскольку жареным запахло для всех, всё было исполнено в лучших традициях — с привычными призывами «обрушить железный кулак на проснувшегося классового врага» и вычистить «железной метлой поднявшие голову вражеские элементы», а также с полным осознанием поддержки Москвы, где тов. Хрущев очень вовремя схлестнулся с «антипартийной группой Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова».
Итак, вместо вождя, единственного и неповторимого, — «тетрархия»: Югов — Чанков — Дамянов — Живков. Все, независимо от официальных постов (три государственных, один партийный), — равно влиятельны. Хотя, конечно, тов. Югов и тов. Чанков по биографиям считались супертяжами, а тов. Дамянов и тов. Живков шли в категории полегче.
Но это формально. Фактически — проще: тов. Дамянов всегда волочился хвостиком за тов. Чанковым, как когда-то Каменев за Зиновьевым, а тихий, только партийными делами занятый тов. Живков делал вид, что хотел бы остаться в стороне от интриг. Впрочем, при этом он неявно давал понять, что симпатизирует скорее тов. Югову, поскольку тот не из «эмигрантов», свой брат, партизан, да еще в свое время дал старт его карьере, назначив шефом полиции после 9 сентября. И тов. Югов это ценил, потому что крайне не ладил с тов. Чанковым.
В принципе, всё понятно и объяснимо — и с личностной точки зрения (двум медведям в берлоге не ужиться, тем паче что тов. Чанков, некогда чуть не ставший вождем с подачи аж Иосифа Виссарионовича, тов. Югова откровенно презирал), и с клановой (скрытая, но жесткая вражда «эмигрантов» и «подпольщиков» никуда не делась), и по ориентации (тов. Югов по статусу работал в Москве с тов. Булганиным, то есть, опосредованно, — с Никитой Сергеевичем, а тов. Чанков, по старым связям, ориентировался на тов. Молотова). Но главное разногласие (поскольку оба, этого не отнять, были людьми идеи) было во взглядах на «камо грядеши». Тов. Чанков, четкий и убежденный сталинист, стоял на том, что Отец Народов проложил единственно верный путь, которым и надо идти, а все огрехи случились потому, что вождем оказался «глупый Вылко», решивший, что он — Солнце, и допустивший репрессии против честных коммунистов. А тов. Югов, тоже сталинист до мозга костей, был уверен, что советский опыт для болгар не абсолютен и следует, как учил тов. Димитров, в чем-то идти своей дорогой, учитывая специфику крестьянской Болгарии.
199
200