Командира бригады я отыскал на опушке рощи. Танк был замаскирован лапами елей; Бурда стоял в открытом люке, наблюдая за ходом боя. На склоне крутого оврага видны были частые разрывы и фигурки немецких солдат, перебегавших между горевшими хатами.
Дизели командирского танка и другого танка, стоявшего рядом, работали, и, очевидно, с минуты на минуту «тридцатьчетверки» должны были вмешаться в бой.
Я спросил Бурду о чем-то нужном для газеты и пошел в глубь рощи, хотя он, не отрываясь от бинокля, сказал обычным своим спокойно-медлительным голосом:
— Там, пожалуй что, никого не найдешь. Передислоцировались.
Пошел на авось — вдруг кто-нибудь задержался. Газете до зарезу нужен был материал о сегодняшнем бое.
Роща была небольшая, редкая, вся сквозила. Неожиданно я очутился на открытой лесной поляне и увидел шеренгу венгров — их легко было узнать по форме. Лицом к ним выстроились наши мотострелки с автоматами на изготовку. Чуть поодаль стоял знакомый капитан, кажется из бригадного тыла. Он был из тех людей, которых называют настырными, въедливыми.
Увидев меня, капитан сердито крикнул:
— А ну, проходи! Идет Федот, разинув рот.
Я остановился и для чего-то, должно быть бессознательно давая себе время собраться с мыслями, пересчитал пленных.
Их было семеро.
— Шпиены… — сказал капитан. — Ползали, выведывали.
Я вновь взглянул на венгров и по их лицам понял, что они знают о своей судьбе и примирились с неизбежностью смерти.
— Шпиены! — так, что слово это прозвучало свистяще и пронзительно, повторил капитан.
— Какие же шпионы?! — сказал я. — В форме, разведчики…
— А что ж — в тыл?.. На курорты? Транспорту нет, милок. Отпустить, чтобы в спину? — не своим голосом кричал капитан, как бы нарочно себя разъяряя. — Немец вон где!..
Жужжа между стволами, в рощу вбуравливались пули. Они срезали веточки и листья, которые падали часто, как в листопад, — только по-июльски совсем зеленые. На склоне оврага разрывы поднимали столбы земли и пламени — очень бледного в летний полдень.
Я сказал, что могу отвезти венгров в тыл на полуторке.
То, что смерть охватила всю страну и весь мир и счет идет не на отдельные жизни, а на десятки и сотни тысяч, забылось. Я знал, что если венгров расстреляют, убийцей перед собственной совестью буду я.
Я что-то говорил и говорил. Сам не знаю, как у меня вырвалось, пожалуй, единственное, что могло остановить капитана:
— Директиву читал? Об обращении с военнопленными союзных с Германией стран?
Капитан обернулся ко мне и с некоторым замешательством сказал:
— До нас не доводили…
— Не доводили?! — теперь уже кричал я. — Командир бригады санкционировал? То-то же… Смотри, под приказ попадешь!
— Отставить… Вольно, — хмуро скомандовал капитан.
Мотострелки взяли автоматы «на ремень» и закурили.
Я побежал к Бурде, — к счастью, командирский танк еще стоял на прежнем месте, — доложил обстоятельства дела. Бурда написал приказ, передающий пленных в мое распоряжение «для конвоирования в разведотдел корпуса».
— Очень уж ты до-о-обрый, — сказал капитан, прочитав приказ Бурды. — Удерут, б… — и тебе же в спину.
Я положил руку на автомат.
— Очень уж ты до-о-обрый. Я бы таких добреньких… — Капитан, не закончив фразы, скомандовал мотострелкам: — К машине!
Падали и падали листья — зеленый листопад. Я вел венгров к полуторке. Они шли послушно, так что я только для порядка покрикивал:
— Шнелль!.. Шнелль!
Вспрыгнув в кузов машины, они тесной кучкой прижались к шоферской кабинке. Мимо на мотоцикле проехал капитан и за рощей свернул на шоссе к Обояни. Мимо пробежали мотострелки, вскарабкались на броню и притаились за башнями танков. Бурда скрылся в люке. Танки вырвались из рощи; видно стало, как снаряды немецких артиллеристов взрываются по следу гусениц — чуть запаздывая.
Мы ехали в тылы, ко второму эшелону штаба корпуса. Я сидел в кабине водителя и, изредка оглядываясь, видел сквозь мутное стекло лица венгров, выражавшие одну мысль: непонятная вещь война, непонятная вещь человеческая судьба.
Немцы сбросили бомбы на рощу, которую мы только что покинули, переломленные стволы деревьев легко взлетали вверх, похожие на городошные чурки. Роща исчезла — как не было; низко пробегало пламя, обгладывая почерневшую землю.
У корпусного разведотдела пришлось долго ждать, пока пленных примет штабная рота охраны.
Я чувствовал себя усталым и виноватым тоже — послали за заметками для газеты, а что я успел собрать?.. Привез семь пленных.