— Скоро! Как только закончится операция — я дома.
— Операция! — воскликнула бабушка и заплакала. Она знала, что в слове этом нет ничего хорошего.
— Что ты, мама? — удивился Яков. — Это совсем не то, что ты думаешь. Это в сто раз легче!
— Я знаю, — тяжело вздохнула бабушка, — ты всегда утешаешь… А когда ты собираешься ехать?
— Сегодня, мама.
— Сегодня? Нет, они сведут меня с ума!.. Что ты молчишь? — закричала она на дедушку. — Что ты сидишь, как будто тебе все равно? Я же ему ничего не приготовила на дорогу. Белье сушится! И так я тебя отпущу? Я мать или я мачеха?
— Ша! — поднял руку дедушка. — Он поедет позже на два дня. И не надо делать панику!
— Нет, папа, — мягко сказал Яков, — я поеду сегодня. Лошади меня ждут. Но я скоро вернусь. Вернусь, и мы побелим комнаты, поставим новый забор, и все будет хорошо. И мама приготовит вишневое варенье… Сколько богатые люди кладут сахару, а, мама?
— Фунт на фунт, — улыбнулась сквозь слезы бабушка.
— Вот, — засмеялся отец, — фунт на фунт. И будут к нам ходить гости. И ты будешь их принимать. А тебе, Сема, выпишем невесту. Черную или белую?
— Не надо никакой, — смущенно ответил Сема. — Лучше возьми меня с собой.
— Что ты! — развел руками отец. — А бабушка, а дедушка? Они не обойдутся без помощника! Ты останешься здесь, а тебе я привезу шинель. Хорошо, Сема? Без дырок, новую шинель, со всеми пуговицами.
…В тот же день отец собрался в путь. Вещей у него было мало, и сборы длились недолго.
— Посиди хоть немного, — попросила его бабушка. — Вспотел и сразу выскочишь на улицу… Ты поедешь до станции?
— Да.
— А оттуда поездом?
— Да.
— А у тебя уже есть билет?
— Есть, — засмеялся Яков. — Теперь обходятся без билетов. — Он встал и начал прощаться.
Семе тяжело было смотреть на печальные лица бабушки и деда, и он вышел на улицу. Через несколько минут дверь отворилась, и показался отец. Старики провожали его.
— Закрой шею!.. — волнуясь, сказала бабушка. — А ну, покажи лоб. Конечно, весь мокрый… Смотри в вагоне не стой у окна. Ты слышишь, Яков?
— Слышу, — покорно ответил он и еще раз поцеловал бабушку.
— И чтоб слово было слово! — улыбнулся дедушка. — Мы тебя скоро ждем. И варенье сделаем фунт на фунт. Я уже забыл, какое ты любишь?
— Кисленькое, — признался отец и поцеловал деда в лысину. — И, кажется, я приеду раньше, чем вы сварите!
— Дай бог, — вздохнула бабушка.
— Дай бог, — согласился отец и, положив руку на плечо Семы, пошел на площадь.
Сема прижался щекой к его руке и опустил глаза. Ему опять захотелось плакать, и никакой храбрости уже не было. Только что приехал отец. И это так хорошо: жить, бегать по улицам, дежурить, расклеивать приказы и знать, что придешь домой, а там у стола сидит отец! Родной отец! И зачем он уезжает?
— О чем ты думаешь, Сема? — спросил Яков и остановился.
— Ты вернешься, папа?
— Вернусь, сыну, — ласково сказал отец и, нагнувшись, заглянул ему в глаза. — Слезы? У юного большевика? В боевой шинели?.. Вернусь, — зашептал он, целуя Сему, — чтобы видеть тебя каждый день и слышать твой тоненький голосочек! Вернусь! Как же я тебя брошу, когда ты один у меня? Будь хорошим, Сема, чтоб не стыдно тебе было человеку в глаза смотреть. Слышишь, сыну? — Он еще раз поцеловал Сему, обеими руками поднял его лицо и посмотрел внимательным, долгим взглядом. — Не плачь, дурачок! — тихо сказал он. — Не плачь, сынуля!..
Опустив руки, стоял Сема на дороге, провожая глазами отца. Господи! Хотелось не стоять, а бежать за ним, бежать и бежать, целовать его белую голову, худые руки, вылинявшую куртку. Прощай, отец!.. Его уже не было видно, а Сема все стоял, и прохожие с удивлением смотрели на него. Какая-то телега, громыхая, проехала мимо, черные брызги полетели вправо и влево, но Сема не заметил их.
Сема не пошел домой. Он свернул в проулочек и, не стучась, вбежал в комнату Шеры. Доля что-то мастерил, сидя на низеньком табурете. Шера вытирала мокрой тряпкой клеенку.
— Что такое? — удивленно спросила она, бросив тряпку на подоконник.
Сема присел к столу и опустил голову.
— Папа уехал, Шера! — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Опять нет папы!
— Глупенький, — улыбнулась Шера, — вернется твой папа. Не забывай стариков — ты мужчина!
— Воробей, — загудел ему в ухо Доля, — от этого не умирают! Большое дело — уехал! Приедет! И еще как, с музыкой!
Сема молчал.
— Глупый ты! — тихо сказала Шера и положила руку на его голову. — А ну, посмотри на меня! Ты должен быть веселым. Что же делать бабушке, если ты плачешь?