— Надо, как в управе, — с важностью заявил Сема, — мне дедушка говорил: председатель и товарищ председателя.
Антон воспротивился:
— Нет! Звук не тот. Не подходит. Надо просто — председатель отряда.
— Это ж то же самое! — возмутился Сема.
— И тем лучше, — улыбнулся Полянка. — А кого хотите на этот пост, прошу подумать до следующего собрания. Переходим к третьим вопросам. Как вам известно, жить сейчас очень трудно, как-то: хлеба нет, соли нет… Советская власть помнит про неимущих — помогает. Но надо придумать и от юных большевиков какую-нибудь услугу партии.
— Я знаю, что надо! — взволнованно заговорил Сема. — Люди живут голодно. Возьмите, к примеру, мою бабушку. Она же с ума сходит. Соли нет! Муки нет! А менять нам тоже особенно нечего. А где достать отруби? И у меня же все-таки есть паек — полфунта чистой ржи получил, сахарину! У других и этого нет.
— Что ты предлагаешь? — вздохнул матрос и опустил на пол перевязанные шпагатом лаки.
— Я знаю, — продолжал Сема, — что наши сапожники, портные и столяры, у которых дома много ртов, идут в соседние деревни, шьют, латают, получают за это натурой и возвращаются к субботе домой с мешком… У нас есть сапожник Антон? Есть. Он холостой. Есть сапожник Бакаляр? Есть. Тоже холостой. И еще можно найти и послать их в деревни, а заработок пойдет больным и многосемейным. Вот будет наша услуга.
— И то дело, — важно проговорил матрос и посмотрел на ребят. — Согласны сделать пару таких выходов?.. Хорошо. Переходим к четвертым вопросам. К нам, можно сказать, стучится девушка из хорошей семьи. Сема ее привел… Зовут как? — строго спросил он у Шеры.
— Шера.
— Что для чего, понятно?
Шера смущенно опустила голову.
— Слушайте, товарищ Шера, — сказал матрос, поднимаясь с кресла, — люди эти, Антон либо Пейся, — воины. Стрелять их научим, и если надо — в бой. А вы представительница слабого пола. Понимаете вы это?
— Понимаю.
— Хорошо… — Полянка подумал и вновь обратился к Шере: — Когда ходили гайдамаки и вообще охотники всякие из чужих земель, двери что́ были? На тяжелые засовы заперты! И ставни наскрозь закрыты. А теперь окна открыты и двери, почему? Потому, что страха нет. Стало быть, на чьей стороне выходит правда? Скажите, товарищ Шера.
— На вашей, — тихо ответила Шера и с тревогой взглянула на Сему.
— Верно, — воодушевляясь, заговорил матрос, — на нашей! И держитесь этой правды обеими руками до последних дней своих, хотя это, конечно, — с вежливой улыбкой добавил Полянка, — будет еще не скоро!
— Можно сесть? — спросила Шера.
— Можно, — разрешил матрос. — И отца своего пришлите к нам для разговора. А всем, товарищи, напоминаю, что завтра начнем стрелять.
Собрание кончилось. Антон вновь присел к фисгармонии, уже украдкой, мизинцем прикасаясь к клавишам. Сема вместе с Шерой вышел на улицу. Пейся с хитрой улыбкой проследовал за ними.
— Ну? — спросил Сема, с любопытством глядя на Шеру. — А ты боялась?
— Нет, — ответила Шера и замолчала. — А они папе ничего не сделают?
— Ничего, — успокоил ее Сема и, взяв за руку, подвел к дереву.
— А почему мне не дали такой бумаги, как у тебя?
— Дадут! Наверно, сейчас просто нет… Ну, скажи: вместе мы с тобой?
— Вместе, — улыбнулась Шера. — И до последних дней.
— Хотя это будет не скоро, — смеясь, добавил Сема и, оглянувшись, поцеловал Шеру в щеку. — Иди!
Шера постояла еще немного и, поправив оттопырившийся воротник на шинели Семы, медленно пошла домой. Едва она сделала несколько шагов, откуда-то из-под дерева вынырнул Пейся.
— Ты что? — удивился Сема.
Пейся усмехнулся:
— Ничего. Я был прав. И как раз именно в щеку!
Сема покраснел и, схватив Пейсю за плечо, пригнул к земле:
— Подсматривать? Кто позволил?
— Я нечаянно. Честное слово! — взмолился Пейся.
— И теперь будешь болтать повсюду?
— Не буду. Я уже все забыл.
Сема освободил Пейсю и внимательно посмотрел на него:
— Что ты видел на улице?
— Ничего.
— А возле дерева?
— Тоже ничего.
— То-то. Помни! Если Шеру обидишь, я положу на твою голову свой палец и прихвачу на всякий случай палец Доли, и ты войдешь в землю, как спичка. Понял?
— Понял! — покорно повторил Пейся и, взглянув на Сему, лукаво улыбнулся: — А все-таки я был прав. Как раз именно в щеку!
Ночью, когда курьер комиссара безмятежно спал в своей обычной позе, сбросив на пол одеяло и спрятав голову под подушку, бабушка сидела у кровати деда и с тревогой говорила о внуке: