Мойше взволнованно зашагал по комнате.
Утром Доля принял решение. Он ничего не сказал Шере, но она хорошо знала отца и умела понимать его.
— Ты пойдешь туда? — спросила Шера.
Доля молчал.
— Я тебя прошу, что бы ни говорили, будь спокоен. Если даже скажут, чтоб уехали, молчи. Мы не пропадем, папа.
Доля ласково погладил дочь по плечу и вышел. Шера вслед за ним выбежала на улицу — мать всегда провожала отца, желая ему удачи… У дома Магазаника Доля в нерешительности остановился: а может быть, не идти, и они забудут о нем? Он увидел Сему в шинели и поманил его пальцем к себе.
— Начальство там? — тихо спросил Доля.
— Там.
— Комиссар там?
— Там.
— А он русский или еврей?
— Русский.
— Русский… — задумчиво повторил Доля и потер лоб. — Так что ты скажешь, Сема?
— О чем?
— Они просили меня зайти.
— Слышал, — равнодушно ответил Сема. — А почему бы и нет? Вы знаете, куда идти?
Сема провел Долю к двери комиссарской комнаты:
— Вот здесь.
— А может быть, ты зайдешь со мной?
— Можно и зайти.
Трофим сидел за столом и с сосредоточенным видом писал что-то. Рядом с ним сидел незнакомый человек в крестьянской одежде. Увидев Сему, Трофим отложил карандаш и, улыбаясь, сказал:
— Вот видите — гость. Из соседнего села. Подарок привез. Тридцать шесть пудов высокого помола, двадцать четыре пуда картофеля, два пуда сала. Понятно? Бедняки собрали. Для отправки на фронт. Но, — Трофим посмотрел на гостя и опять улыбнулся, — желают послать лично со своим проводником.
— Именно так, товарищ комиссар, — серьезно сказал гость. — Чтоб в собственные руки!
— Да я не возражаю, — согласился Трофим, протягивая бумажку. — В добрый час! Вот вам письмо в уезд. Вагон дадут, и отправляйтесь лично.
Крестьянин низко поклонился комиссару и, запрятав под шапку записку, вышел в коридор.
— Вот такие дела… — задумчиво произнес Трофим и внимательно посмотрел на Долю: — А вы что ж, ко мне?
— К вам, — смущенно сказал Доля и подошел к столу.
— Это Доля, — подсказал комиссару Сема. — Помните, Пейся рассказывал.
— А-а! — засмеялся Трофим. — Это вы, значит, из яблони делаете прутик. Интересно. А все-таки я представлял вас чуть меньше. Ну, здравствуйте! — Он протянул Доле руку. — А ну, Сема, стань рядышком. Ой-ё-ёй! Тебя совсем не видно!.. Табак есть?.. — обратился он к Мойше. — Нет? И у меня нет. Вот беда!.. Ну ладно, мы вот здесь думали и решили: рано вам в старики записываться. Как считаете? — неожиданно спросил он.
Доля молчал. Вопрос удивил его, но не обрадовал. Он стоял хмурый и с неприязнью смотрел на комиссара. Ему казалось, что начальство насмехается над ним, что готовится какая-то новая западня.
— Ваша фамилия? — опять заговорил Трофим.
Доля опешил. Уже много лет его не называли по фамилии, и он отвык от нее. Всюду так и шло: Доля и Доля.
— Шварцкоп, — смущенно ответил он.
— Так… — повторил Трофим и встал. — Людей у нас мало, и требуется помощь… Здесь же! В сторожевую охрану пойдете? Фабрика тут у нас есть. Ну, ценности всякие, надо беречь. Население привлекать будем. Что скажете? Да, забыл: паек, конечно, как полагается…
— Пойду! — глубоко вздохнув, согласился Доля и взглянул на Сему. (Сема улыбнулся и одобрительно кивнул головой.) — И это значит, я буду охранять?
— Вы. А что?
— Видите ли, — засмеялся Доля, — может быть, вы не знаете про меня? Люди будут смеяться.
— Посмеются и перестанут, — успокоил его Трофим. — Завтра можете приступить. Что и как — вам объяснят.
Доля неловко постоял, переминаясь с ноги на ногу, и, не простившись, вышел. Сема с любопытством взглянул на Трофима и выбежал вслед за Мойшей. Но оказалось, что он никуда не ушел. Опустившись на ступеньки, Доля растерянными глазами смотрел на дверь комиссарской комнаты.
— Почему вы здесь? — удивился Сема.
— Я хочу вернуться…
— Зачем?
— Тут какая-то ошибка, — краснея, заговорил Доля. — Меня все время гнали — это раз, и кто бы вдруг занял мне копейку? Не было такого человека! И они зовут Долю в охрану. Я же могу оттуда всё вынести! Послушай, Сема, а может быть, он просто строит насмешки?
— Никаких насмешек, — успокоил его Сема. — Просто мало людей. И на охрану берут местных. Вы же теперь останетесь жить у нас!
— Воробей! — тихо сказал Доля и, взяв Сему за локти, осторожно приподнял над собой. — Ты сам не знаешь, какие ты слова говорить. У меня сердце переворачивается!..
Счастье его было наивным и трогательным. Доля стоял на часах у гозмановской фабрики, и ему было приятно сознавать, что в левом кармане куртки лежат ключи от всех дверей и, если ему захочется, он может пойти и открыть всё.