Я любила сидеть у окна, чтобы иметь возможность выглядывать на улицу. Мне попался замечательный столик с видом на канал и прохожих, поспешно прятавшихся от дождя. Я принялась делать наброски, что-то черкала на листах, у меня появились кое-какие идеи, но я все никак не могла оформить их.
Я видела музыкантов на сцене, которые настраивали свои инструменты и готовились к вечерней программе. Я заказала кофе и снова взялась за работу. Вскоре я услышала звуки гитар, которые тихонько подвывали, зазвучав под пальцами музыкантов. Полилась тягучая и томная мелодия. И тут на сцене появился он. Был он совсем таким же, каким всегда являлся и мне. На нем был все тот же пиджак, наброшенный на голое тело, все те же поношенные штаны и старые кеды. Он контрастировал с другими музыкантами, выглядел как бродяга, по чистой случайности попавший на сцену. Послышались аплодисменты: что ж, зал просит, значит, бродяга должен стать звездой…
Он двигался в такт музыке, продолжая курить прямо на сцене. Музыка становилась объемной, эмоциональной, звук гитар приятно резал горло на уровне кадыка, а стук бас барабана отбивался где-то в районе диафрагмы. Он начал петь. Я впервые слышала, как он поет. У него был обволакивающий голос, нежно заполнявший уши. Иногда он вытягивал высокие ноты, а порой его голос становился низким и томным, даже с рычанием, что придавало ему еще больше шарма и привлекательности. Я застыла не в силах двигаться. Он притягивал мой взгляд, и я даже не заметила, как подалась вперед, спустившись на краешек стула от нетерпения. Он пел, периодически сексуально облизывая губы, откидывая назад голову, когда его руки, украшенные металлическими кольцами, обхватывали микрофонную стойку, словно лаская. Бывало, он останавливался, слушая гитарное соло музыканта, игравшего справа от него, качаясь под музыку и, приоткрыв рот, выпускал колечки сигаретного дыма ввысь. Налив себе красного вина в бокал из бутылки, стоявшей внизу у сцены, он сделал небольшой глоток и соблазнительно улыбнулся со сцены. Встретившись co мной глазами, он запел импровизированный припев, на ходу переделывая слова. Запел о том, что его океан – это вино, и он долгие годы был моряком в алых бескрайних волнах, пока не нашел наконец…меня . Музыканты улыбались, рассматривая меня, сидящую в зале. Посетители тоже стали оглядываться на меня, и я залилась краской. Он выпил еще немного и, допев, распорядился: «Давайте все, кто здесь присутствует, выпьем за страсть!» Он поднял бокал. Посетители выпили, многие «на брудершафт», пары начали целоваться. Кто-то просил музыкантов не останавливаться, и музыка полилась снова.
Где-то в глубине души я догадывалась, почему он зарабатывал деньги именно таким способом, почему он пел именно такие песни. Его музыка была тем самым настоящим творением его сердца, музыкой его крови, души. И он делился ею со мной, чтобы давать вдохновение мне, потому что музыка давала вдохновение ему! Так мы и существовали, в этой неразрывной цепи. Он меланхоличный поэт, для которого вся жизнь – поэзия. Он пел о пламенной любви, которая приносит обжигающую боль, пел о страсти, сжигающей дотла, до забвения, исступления. Он стенал и корчился на сцене, словно у него ломка. Он был весь в сигаретном дыму, по лицу стекали капельки пота, мокрые волосы прилипли к щекам и шее. Музыка заполнила меня и я, не в силах сопротивляться этой силе, откинулась на спинку стула и слилась с этой завораживающей мелодией. Я была пьяна без вина. Звук его голоса опьянял сильнее дурманящего напитка. Мне невообразимо захотелось его. Это бывало часто с тех пор, как он впервые появился у меня в квартире. Но сейчас я готова была расплавиться, как металл, и растечься жидкой лавой… Страсть поглотила меня и помещение. Вокруг все помутнело от сигаретного дыма, угара и запаха вина. Пары танцевали вокруг, кто-то покидал кафе, а кто-то все еще сгорал от желания, продолжая вбирать музыку.
Концерт был окончен, и сквозь туман он вышел ко мне, поцеловал меня в губы, прижимаясь вспотевшими щеками к моему лицу.