«Нет. Твоя жизнь изменится. Но сначала ты должна дописать роман. Обязательно. Этот роман наше детище. Он рожден в любви. Никто не любил меня так, как ты. И никто не любил тебя, так, как я», - эта его фраза встревожила меня.
«Зачем этот пафос? Что происходит?»
«А что я не могу признаться в любви женщине, которая вдохновила меня, которая сделала меня знаменитым? Которая просто молчала и всегда была рядом».
«Это ты сделал меня такой, какая я есть».
«Не надо сейчас об этом! - оборвал он меня. – Я пойду… репетировать. А может быть спать. Может, засну. Неважно. А ты посиди еще здесь. Сегодня такая погода… Музы гуляют сегодня. Лови их. И допиши последнюю главу. Сегодня, слышишь? Я хочу, чтобы ты закончила роман сегодня».
«Я постараюсь, если ты так хочешь».
«О, боже мой, спасибо!» - последовал его страстный ответ. Он встал из-за стола и накрыв ладонью мою ладонь, поцеловал меня в лоб холодными губами. - «Пиши», - шепнул он, и, улыбнувшись, покинул кафе.
Новый приступ удушья дал о себе знать, и я снова схватилась за горло, не в силах продолжать рассказ. Врач резко встала со стула и, схватив меня за плечи, смотрела прямо в глаза.
- Что с тобой? – на ее лице было искреннее волнение.
- Я…я… - обруч на горле не давал мне говорить. Голова закружилась, но я попыталась взять себя в руки. Врач присела ко мне на кровать и, держа меня за руку, участливо смотрела на меня.
- Ну же, я знаю, как тебе плохо. Но расскажи, расскажи, что было дальше. Как ты оказалась здесь? Расскажи! – ее голос становился настойчивым и резал уши. – Расскажи!
Из моих глаз закапали слезы.
- Наверное, прошел месяц с тех пор, как я поняла, что он не вернется. А я…Черт! Я…дописала этот роман в тот день. Как и обещала. Но я не знаю, прочитал ли он его. До сих пор не знаю, - меня затрясло, - я так мечтала прочитать ему последнюю главу. Но он, наверное, решил отказаться от меня и нашего детища. Я больше не видела его. Я не знаю, я не знаю, читал ли он его, когда меня напечатали. Я не знаю!!! – я сорвалась на крик.
- Тише, тише, успокойся. Что было дальше?
- А дальше…все это так неважно…не важно…, - у меня перед глазами все поплыло, и я схватилась за голову, покачиваясь. Слух затуманился, и сквозь пелену я услышала какой-то тонкий звук. Я увидела искаженное лицо врача, в руках которой был пикающий пульт с горящей красной лампочкой. Мне стало ясно, что она вызвала санитаров. Дверь распахнулась и в свете коридорных ламп я увидела два мощных силуэта, а вскоре я почувствовала, как их крепкие руки держали меня с двух сторон. Я начала вырываться, но отнюдь не от того, что я не хотела, чтобы меня усмирили. Перед моими глазами проносились воспоминания. Те самые забытые воспоминания, все то, что было после того, как напечатали мой роман. Я вспомнила все до мельчайших подробностей. Мир рухнул во второй раз. В этом мире снова не было ЕГО. Я чувствовала, что дышать становилось все сложнее, чувствовала горячие слезы на щеках. И впервые я мечтала, чтобы меня усмирили. А еще лучше, чтобы усыпили, как бешеную собаку. Неизвестно откуда появившаяся медсестра набирала шприц. Я громко зарыдала, корчась в руках санитаров, так громко, как давно этого не делала, и закричала что есть мочи. Потом я почувствовала укол чуть выше локтя, и мое тело расслабилось, конвульсии прекратились, я обмякла, и меня опустили на кровать. Последнее, что я помнила, это испуганное лицо врача, приоткрытый рот и глубокую морщину, прорезавшую ее лоб…
Сознание помутилось и, не помня себя, я потеряла сознание.
***
Я не помню, сколько времени прошло с тех пор, как я, рассказав врачу свою историю, вспомнила все самое страшное и впала в то ужасное состояние, когда меня требовалось усмирить. В теле была слабость от препаратов, глаза видели нечетко, то с зелеными змейками, разводами, то со звездочками, будто меня били по голове. Я все еще была очень слабой, но сегодня мне стало легче. Самое ужасное, что на этот раз я помнила, как и почему оказалась в больнице. Помнила конец своей истории. И теперь я понимала, что мне нужно жить с этими воспоминаниями. Медсестра вошла ко мне в палату и молча положила пачку белых листов и ручки на тумбочку. Когда она удалилась, я, дотянувшись до листов, увидела, что все они абсолютно чистые. Что-то вдруг щелкнуло у меня в голове, и внезапно разозлившись, я швырнула листы, и они белым фейерверком рассыпались по палате. Взглянув на кучу разбросанных листов, расплывающимся зрением, я увидела, что один из листов в этой пачке был исписан. Я попыталась подняться, но одолевшая меня слабость, мешала мне. Я кое-как сползла с кровати и, шаря руками по полу, добралась до заветного листа.