Я оплатил счет, мы вышли, и рука об руку бродили по острову в том стиле, к которому уже успели привыкнуть, намеренно и с удовольствием теряясь в узких беленых улочках, которые петляли вверх, вниз и снова вверх, мимо ветряных мельниц, резко выделяющихся на фоне морского пейзажа, магазинов и маленьких беленых домиков с голубыми ставнями. Время от времени сквозь теплую безветренную ночь к нам доносилась музыка из клубов, — далекие отголоски веселья. Наконец наш отель оказался рядом. Мы решили выпить напоследок бренди в таверне на берегу гавани.
Мы сели за столик на открытом воздухе. И тогда я понял, что мой карман пуст.
Что мой бумажник пропал.
Вернуться по нашим следам было невозможно. Слишком много мы плутали по множеству улиц в городе, спроектированном специально как лабиринт, чтобы одурачить древних пиратов. Оставалась только одна надежда найти эту чертову штуковину, и она заключалась в том, что я оставил ее в ресторане после оплаты счета. Мы все равно обыскали все вокруг. И теперь не было ничего радостного в том, что мы заблудились. Мы не туда поворачивали, принимали неверные решения, нам приходилось возвращаться по своим следам. Я начал чувствовать себя так, как должно быть, чувствовали себя те пираты, разочарованные, сбитые с толку и злые. Эти чертовы миконцы! Неужели они не могли провести ни одной прямой линии?
Наконец мы нашли дорогу в ресторан и подозвали нашего официанта. Он улыбался, радуясь видеть нас снова. Его знания английского хватало, чтобы понять, о чем мы говорим. Его ухмылка сменилась гримасой, похожей на внезапный шквал на море. Он мгновенно перешел к делу, сам похожий на высокий худой шквал в фартуке, заглядывая под столы, хватая за ворот каждого официанта, каждого уборщика, переходя от стола к столу и расспрашивая посетителей, заходя на кухню и расспрашивая поваров. Это заняло минут десять, настолько он был быстр, и когда он вернулся к нам, то выглядел таким удрученным, что можно было подумать, что это был его бумажник, а не мой. Или что я потерял близкого родственника, а вовсе не бумажник.
Мы поблагодарили его и отправились домой. Он отказался от чаевых, предложенных Лорой. Мы не настаивали. Он был хорошим человеком, и у него была гордость.
Я старался не унывать.
Потеря бумажника была большой неприятностью, особенно в чужой стране, но это все, что произошло, повторял я себе. Не стоит портить пять потрясающих дней из-за одной испорченной ночи. У меня остался паспорт, а у Лоры — куча наличных. Никаких проблем. Но это висело в воздухе перед нами с каждым нашим шагом, что-то темное и пустое давило мне на голову, заставляя меня обыскивать взглядом улицу.
Мы поднялись по ступенькам в отель. В холле Теодоро, ночной дежурный, ухмылялся нам из-за стойки, и я помню, как у меня мелькнула мысль, что неуместная ухмылка, возможно, является греческой чертой характера.
— Паракало, — сказал он. — Пожалуйста.
Он поднял руку, как регулировщик.
Сунул руку в ящик стола и достал мой бумажник.
— Джентльмен возвращает вам это, — сказал он.
Он протянул его мне. Права, кредитные карточки, драхмы, американские деньги. Ничего не пропало.
Я привык к Нью-Йорку. Привык к Лондону, Риму или Парижу. Удивительно.
Понятно, — подумал я. Адрес был напечатан на карточке отеля, а сама карточка лежала в бумажнике. Но все равно удивительно.
Кто это был? Он назвался?
Я решил, что он заслуживает награду.
Он покачал головой.
— Я его не знаю. Он попросил у меня конверт и листок бумаги. Для вас.
Он протянул мне конверт, и я вскрыл его. Аккуратными каракулями синим фломастером мужчина написал:
Когда-нибудь сделайте то же самое для кого-то другого.
Это было все.
Помню, что я был тронут. Это был такой великодушный поступок, такие восхитительные слова в мой адрес. Но я не сразу почувствовал прикосновение тайны.
Все равно она прошла мимо меня.
У меня почти ничего не осталось от отца. Они с матерью мучительно развелись, когда мне было всего шестнадцать. Он переехал из нашего дома в Нью-Джерси во Флориду и сошелся с женщиной, с которой познакомился в самолете по пути в Форт-Мейерс. Я никогда его не навещал. Однажды ночью, примерно восемнадцать месяцев спустя, он возвращался домой пьяный с вечеринки и врезался на машине в дерево. Он прожил еще несколько дней, она умерла мгновенно. Я не пошел на его похороны, хотя сейчас жалею об этом. Но в то время я был слишком зол.