Определить для каждого отдельного национального случая тот момент, когда цензура печатного слова была законодательно отменена, представляется непростой задачей. Еще сложнее установить, когда административные шаги, препятствующие журналистской и издательской деятельности, такие как требование залогов, обыски редакций полицейскими, конфискации, угрозы судебным преследованием и так далее, действительно стали единичными случаями. Карательная цензура, вступающая в силу после публикации, существовала во всех странах дольше предварительной. В случаях, когда пресса была финансово слабой, ей мало помогали и самые либеральные законы. Так, например, дело обстояло в Испании, где журналисты, чтобы прокормиться, вынуждены были работать по совместительству, обеспечивая себе таким образом необходимые политические связи[119]. На европейском континенте Норвегия стала первой страной, в которой с 1814 года господствовала свобода печати. К ней присоединились Бельгия и Швейцария на рубеже 1820–1830‑х годов. К 1848 году список пополнили Швеция, Дания и Нидерланды[120]. Участники Французской революции уже в 1789 году включили в Декларацию прав человека и гражданина «свободу выражения мыслей и мнений», подчеркнув, что это «одно из драгоценнейших прав человека». Зафиксированная в 11‑й статье Декларации идея имела, однако, слабое отношение к действительности. Так, даже власти Второй империи, во главе которой с 1851 по 1870 год стоял Наполеон III, на первых порах прилагали значительные усилия по контролю и деполитизации книжной и печатной продукции. В 1860‑х годах, в ходе постепенного преобразования в квазипарламентскую систему Вторая империя ослабила изначально жесткую хватку[121]. Но только после того, как во время Третьей республики в 1878 году были отменены репрессивные меры, введенные после Парижской коммуны 1871 года и граничившие с государственным террором, во Франции возникли условия для свободного существования публичной сферы. Образцово либеральный закон о печати 1881 года обозначил начало новой эпохи в истории французской прессы. В эту Прекрасную эпоху (Belle Époque) политическая пресса достигла экономического расцвета, нового уровня качества и многообразия журналистики. После 1914 года она уже не поднималась выше этого уровня, не оказывала такого влияния на жизнь республики[122]. До поворотного 1881 года ни в какой другой европейской стране дебаты о свободе слова и печати не велись так ожесточенно, как во Франции, глубоко погрязшей в политических разногласиях.
В Габсбургской империи либеральные настроения начали обретать конкретные формы только в 1870‑х годах. При этом вплоть до Первой мировой войны продолжались конфискации газет. В многонациональной империи ситуация сопровождалась дополнительными трудностями в связи с возрастающим количеством печатной продукции на разных языках. Параграф о государственной измене угрожал дамокловым мечом любому высказыванию, которое можно было бы толковать как сепаратистское. Эту угрозу в особенности чувствовала на себе чешская пресса[123]. В России принятый в 1865 году более либеральный закон о цензуре обеспечил условия для «возникновения относительно независимой прессы вопреки цензуре и репрессиям»[124]. В качестве масштаба для сравнения здесь следует, однако, принимать ситуацию в Российской империи до реформы, а не свободное и процветающее положение прессы, характерное для США, Великобритании и скандинавских стран второй половины XIX века. Вслед за Западной Европой российские реформы были нацелены на переход от предварительной цензуры к мерам юридического и административного контроля уже вышедшего из печати материала. После 1905 года российская пресса формально не отличалась по степени свободы от западной. Тем не менее она продолжала подвергаться притеснениям со стороны властей в гораздо большей степени, чем это имело место, например, в Германии и Австрии. Таким образом, нельзя сказать, что вся Европа была авангардом свободы печати, а остальной мир от нее в этом отношении отставал.
Ежедневные газеты были европейским и североамериканским изобретением, которое вскоре распространилось и вне границ североатлантического мира. Там, где существовали местные слои образованного населения и благодаря образовательным учреждениям колониальных властей возникали новые, их представители быстро использовали эту новую возможность придать более ощутимый голос своим интересам как на местных языках, так и на языках колонизаторов. Особенно ярко эти процессы дали о себе знать в Британской Индии. Здешнее развитие журнализма проходило синхронно с европейским. Одно из различий состояло в том, что газеты и типографские станки появились в Индии одновременно, то есть произошла двойная революция в сфере коммуникаций. Первая газета на английском языке появилась в 1780 году в Калькутте, а первая газета на одном из языков Индии – бенгальском – была напечатана в 1818‑м. Основанная в 1830 году газета на гуджаратском языке, «Бомбейские новости» (Bombay Samachar), существует по сей день. Не заставили себя долго ждать и газеты на английском языке, издателями которых стали индийцы. Все эти проекты прессы использовали технику литографии, которая быстро распространялась и достигала небольших городов. Новое средство коммуникации потому было воспринято в Индии так жадно, быстро и успешно, что здесь уже существовала богатая местная традиция письменной передачи новостей[125]. Период с 1835 по 1857 год стал эпохой быстрого прогресса в либеральных условиях, о которых в это же время журналисты Германского союза могли только мечтать. Однако после индийского восстания 1857 года колониальное правительство стало более чувствительно относиться к индийской критике и усилило контроль над периодической печатью. Тем не менее он никогда не обрел форму кляпа для общественного мнения. Вице-королевское правительство знало цену прессе в ее функции не только рупора для передачи сообщений населению, но и органа обратной связи: благодаря печати власти могли отслеживать новости и настроения индийского общества. Если наряду с такой прагматической установкой учесть наличие английской правовой традиции, которая в целом имела обязующий характер и для государственной власти в Индии, то становится понятно, почему Индия в XIX веке относилась к числу стран с высокоразвитой периодической печатью. Подобные результаты не найти в колониях других европейских стран. Хотя Нидерланды являлись не менее демократичной страной, чем Великобритания, в Нидерландской Ост-Индии они остерегались либерализации контроля над печатью в частности и над общественной жизнью в целом – в отличие от Раджа, как именовалось правительство Британской Индии[126].
120
См.: