— Ты не одна.
Парень едва не сходит с ума. В памяти мелькают события, случившиеся в логове демонов, и его затуманенный разум охватывает буря эмоций. Лу Цайхуа оказалась тем человеком, которого Чэньсин жаждал найти.
Он не смеет в это поверить.
Лу Цайхуа. Девчонка, которую он знает чуть больше года. Его чувства к ней — не случайность, ведь кроме Лао Тяньшу парень никого не способен любить. Наставник, приняв другое обличье, вернулся. Вдохнул жизнь в увядавшую душу Чэньсина и исцелил его глубокую рану.
Восемнадцать мучительных лет пролетели в мгновение ока.
С момента первой их встречи Лу Цайхуа вызывала в нём противоречивые чувства. Взбалмошная девушка разожгла в нём забытый огонь, и как бы сильно Чэньсин ни старался его погасить, он разгорался сильнее. Попытка возвести между ней и собой непроходимый барьер обернулась потребностью любить и заботиться. И только верность Лао Тяньшу не позволяла ему сгореть в этом огне окончательно.
Они друг друга нашли. Победив саму смерть, связанные нитью судьбы воссоединились их души.
Сердце заходится в бешеном ритме. Ци в духовных каналах кипит.
Его родной человек всё это время был рядом.
Когда они опускаются у крошечной хижины, Лу Цайхуа с трудом стоит на ногах. Тело бьёт крупная дрожь, перед мысленным взором мелькают золотистые искры.
Взгляд Чэньсина приковывает капелька крови, заалевшая на её приоткрытых губах. Не в силах больше сдерживать чувства, он наклоняется к лицу Цайхуа, чтобы медленно провести языком по её нижней губе.
Барьер между ними исчез окончательно. Не выдержав силы возрождённой любви, развеялся вместе со страхами.
Он жил ради этого дня.
Парень поддаётся порыву и жадно целует её.
Внутри разливается жар. Губы Чэньсина, нежные, как лепестки весенних цветов, заставляют забыть, как дышать. Она плавится в его горячих объятиях, и незнакомая боль, что с рождения таилась в душе, выходит наружу слезами.
Поцелуй с привкусом крови длится целую вечность.
А после золотистые искры неожиданно меркнут.
Не справившись с очередным потрясением, тело неизбежно обмякло. Тьма вновь раскрыла свои ледяные объятия, и Лу Цайхуа, отдавшись ей без остатка, потеряла сознание.
Примечание автора:
枉死 (Ван Сы) — умереть злой смертью;
讨厌 (Тао Янь) — испытывать отвращение; надоедливый, докучливый.
Глава 32. Как бы больно мне ни было, давай начнём всё сначала?
Тревожное утро окрасило небо алыми всполохами. Великий пожар, разгоревшийся ночью в сердцах просветлённых, стремился теперь испепелить облака и последние лучики робкой надежды. Гора Лунхушань пала первой, не выдержав натиска злобы, и мир навсегда потерял лучших воинов, способных его защитить.
Попытка сбежать от ночного кошмара не увенчалась успехом. В тени Вечнозелёного леса Мао Шуай скрылся от паники, охватившей всю школу Каймин, однако спастись от собственных страхов он не сумел. Неторопливо ступая по извилистой тропке, он вспоминал детали минувших событий, когда за пару часов до рассвета в его дверь постучали.
Стоило сделать шаг за порог, как решительность Мао Шуая рассеялась вместе с остатками сна. Воплощением боли, от которой Шуай решил отказаться, на него смотрел Лунху Чжао. Пристально, с той же бескрайней печалью в глазах, освещённых холодным сиянием его любимых цветов. Призрачный свет орхидей поднимался синими искрами к небу, где растворялся в бриллиантовой россыпи звёзд.
Он думал, что больше никогда его не увидит.
Медленно выдохнув, Шуай взял себя в руки и оценил обстановку. Один из незваных гостей — старец, поддерживаемый Лунху Чжао и измученной девушкой, — явно нуждался в помощи лекарей. Что было нужно второму — его ученику, неделю назад изгнанному из школы Каймин, — мужчина мог только догадываться. И лишь окинув его внимательным взглядом, Шуай осознал в полной мере, что именно хочет Шанъяо. Или, по крайней мере, хотел…
Он никогда не видел Шанъяо таким. Безжизненным, точно застывшие пики северных скал. Некогда солнечный юноша, улыбкой отвечающий на его равнодушие, утратил свой тёплый свет. В карамельных глазах больше не плещется радость, мертвенно-бледную кожу не согревает румянец смущения.
Шуай был семьёй для этого юноши. И когда Мао Синдоу принял решение выгнать Шанъяо, он не стал даже пытаться его защитить.
— Учитель.
Чувство вины разбивает сердце Шуая. Запах вина, исходящий от одежды Шанъяо, рисует перед мысленным взором мужчины пугающий образ. Его ученик с лицом, мокрым от слёз, в обнимку с горшком дешёвого пойла лежит у порога трактира. Слившись в серый поток, мимо проходят десятки людей, из которых никто не проявляет сочувствия. Да и кому это может быть нужно, если этого юношу бросил даже наставник.
— После всего, что случилось… Ты всё ещё зовёшь меня учителем?
Шанъяо тянет руку к Мао Шуаю, чтобы крепко схватить того за рукав. Усталость вместе с грязью впиталась в одеяния парня, отпечаталась болью во взгляде.
— Учитель, — настойчиво шепчет Шанъяо и отворачивается в попытке скрыть слёзы. — Школы Ли больше нет. Лунхушань и ближайшие к ней города, люди, просветлённые — все сгорели. А тем, кого спас учитель Чжао, нужна помощь. Мы летели сюда почти сутки, медлить больше нельзя.
Дальнейшие действия Мао Шуай вспоминает с трудом. Сознание, погружённое в вязкий туман, почти не отзывалось на внешний мир. Вести об уничтожении одной из пяти школ просветлённых в момент разнеслись по горе Маошань, и Мао Шуай, оставив разбираться с воцарившимся хаосом старшего брата, поспешил уединиться в Вечнозелёном лесу. Здесь, подобно заблудшему призраку, он до самого утра пытался найти желанный покой.
Тишина прерывается щебетом птиц. Столь беззаботным и радостным, что на мгновение Мао Шуая накрывает волной безмятежности. Этого мига достаточно, чтобы мужчина слился с природой, стал частью каждой травинки и пронёсся по макушкам деревьев утренним ветром.
Питавшийся духовной энергией лес, казалось, являлся отдельным живым организмом: сосуществуя с людьми, он жил по собственным правилам. Пышная зелень оттенков, какие бывают только весной, круглый год укрывала гору Маошань. Беспечным счастьем дышали цветы, нежно журчали ручьи, наполняя собой озёра и реки, в лучах солнца купались детёныши диких зверей. И орхидеи, пронзительно синие, как небеса, бессменно свисали с ветвей и стволов, напоминая о том, чего Мао Шуаю никогда не забыть.
Внезапная мысль, что над этим чарующим местом нависла угроза, вырывает бессмертного из медитации. Одна из священных гор просветлённых обернулась руинами оборванных жизней. Какая судьба уготована этой горе, предсказать невозможно, однако Мао Шуай понимает: следует готовиться к худшему.
Задумавшись о будущем Вечнозелёного леса, мужчина вновь погружается в чувство вины. Головки синих цветов качаются в такт музыке ветра, словно осуждая его, а затем Мао Шуай признаётся: «Я действительно думал лишь о себе».
Все эти годы он упивался собственной болью. Возведя её в центре вселенной, он напрочь забыл о чувствах близких людей. Бессмертный жил прошлым, не замечая, что пропасть, разделявшая его с Мао Синдоу, Шанъяо и Чжао росла день ото дня. Пока Мао Шуай, жалея себя, предавался тоске об утерянной юности, эти трое нуждались в нём здесь и сейчас.
Синдоу, вернувшийся из многолетнего странствия. Шанъяо, пришедший за помощью в школу, из которой был изгнан. Чжао, навсегда потерявший свой дом. Что они чувствуют, и может ли Мао Шуай им помочь?
Поток мыслей Шуая прервала шустрая тень, кинувшаяся ему прямо под ноги. Медовая шерсть существа переливалась на солнце, играя оттенками жжёного сахара, два прищуренных глаза смотрели лукаво. Не удержавшись от искушения, Мао Шуай наклонился, чтобы погладить котёнка. Однако рука его замерла на половине пути. Мао Шуай точно знает, что в Вечнозелёном лесу не обитают подобные звери.
Сердце забилось с удвоенной силой, перед глазами рассыпались искры.