— Хорошая песня, — сказал Антон. — Кто тебя научил?
— Сеструха батькина, Розка.
— Пригласи ее сюда.
— Зачем?
— Чтобы она сама мне эту песню спела.
Ромка нахмурился:
— Нельзя.
— Почему?
— Батька в палатку ее засадил.
— За что?
— Рыжих цыганят хотела в таборе расплодить.
— Чего?»
— За медом к пасечнику повадилась, вот чего.
— А кто Розу бичом исхлестал?
— Твое какое дело? — огрызнулся Ромка. — Чего ты все про Розку да про Розку? Давай еще деньги — сразу две песни про любовь спою.
— Лучше расскажи, кто у тебя лошадь украл.
— Я это знаю, да?
— Расскажи, что знаешь.
— Хитрый ты…
Ромка разжал кулак, будто хотел убедиться — на месте ли гривенник, и со всех ног стриганул к палаткам. Бирюков пошел следом.
Вызвать из палатки Розу оказалось не так-то просто. Старая цыганка, раскладывая карты, прикинулась непонимающей по-русски, а чубатый гитарист отрицательно покрутил головой. Пришлось показать служебное удостоверение. Раскрыв красные корочки, цыган не столько читал, что там написано, сколько сверял фотографию с оригиналом. Убедившись, он вернул Антону документ и нехотя проговорил что-то на своем языке сидящей рядом цыганке, только что прекратившей кормить ребенка. Та поднялась и вместе с ребенком скрылась в одной из палаток.
Прошло не меньше десяти минут пока появилась Роза. Бирюков узнал ее по синякам на смуглом лице. В отличие от своих соплеменниц, одетых в крикливо-пестрые наряды с длинными юбками, Роза была в светленьком современном платье, обнажающем до колен загоревшие стройные ноги, исполосованные синяками. Густые смоляного цвета волосы были откинуты за спину. На шее — бусы из разноцветных крохотных ракушек, в ушах — клипсы-висюльки. Но Бирюкова особенно заинтересовали Розины глаза. Большие, с сизоватым отливом, они были переполнены ужасом.
Едва Бирюков заговорил о пасечнике, Роза, прижав маленькие ладони к ушам, закричала:
— Не знаю! Ничего не знаю!..
— Вы послушайте… — начал было успокаивать Антон.
— Не буду слушать! Ничего не буду слушать!
— Кто вас так напугал?
— Кровь! Кровь! Кровь!.. — уткнувшись лицом в ладони, истерично выкрикнула Роза и со всех ног бросилась к палатке, из которой только что вышла.
Притихший было чубатый цыган с гитарой громко ударил по струнам.
— Что это с ней? — сумрачно спросил Антон. Смуглое лицо цыгана нервно передернулось.
— Собака пасечник до крови Розку изувечил.
Бирюков молча повернулся и зашагал к РОВД.
Глава 6
В разгар уборочной страды поймать попутную машину легче всего у районного элеватора. Именно туда и «подбросил» Антона Бирюкова шофер ровдовского газика.
От ворот хлебоприемного пункта тянулся чуть не километровый хвост груженых «Колхид», самосвалов, бортовых ЗИЛов, армейских трехосок и «Беларусей» с прицепными тележками. Бирюков показал вахтеру удостоверение личности, прошел на территорию элеватора, тоже забитую машинами, и огляделся. У весовой площадки, в кузове очередного ЗИЛа, пухленькая лаборантка в белом халате, запуская длинный металлический зонд в золотистый ворох зерна, брала пробы. Подойдя к ЗИЛу, Антон спросил:
— Девушка, с кем в Серебровку можно уехать?
Лаборантка, стрельнув подкрашенными глазами, оглядела с высоты многочисленные машины и звонко крикнула:
— Тропынин!.. Иди-ка сюда, родненький!
— Поцеловать на прощанье хочешь? — послышалось издали.
Лаборантка, как пикой, погрозила блеснувшим на солнце зондом.
— Вот этим поцелую — долго помнить будешь.
— Ради этого не пойду.
— Иди, родненький, попутчик тебе есть до Серебровки.
— Скажи ему, чтобы четыре двенадцать готовил.
— Не дорогонько ли?
— Овес, Верочка, ноне подорожал.
Поигрывая цепочкой с ключом зажигания, из-за кузова ЗИЛа вышел парень в нейлоновой куртке, сверкающей замками-молниями. Увидев одетого в форму Бирюкова, он опешил:
— Здравия желаю, товарищ капитан!
— Здравствуй, земляк, — улыбнулся Антон. — Двенадцати копеек не хватает. Может, сделаешь скидку?
Лаборантка расхохоталась:
— Что, родненький, покраснел, как вареный рак?..
Парень задрал к ней голову:
— У меня кровь молодая! — И повернулся к Антону. — Идемте, товарищ капитан. С ветерком прокачу!..