— Тоже мне прынцесса выискалась! Да ты ж уродина глухая! Ты и того не стоишь, что я за тебя отдал! Вот бы мне вернуть несушку и скатерть, а от тебя отделаться раз и навсегда! Знаешь, как я об этом мечтаю?
Задав этот вопрос, Дядя не стал дожидаться ответа. Он продолжал вещать:
— Да, я мечтаю об этом денно и нощно. Скатерть была красивая, ярко-красная. А курица что ни день клала яйца!
— Я хочу быть принцессочкой, — повторила Мигг. — И чтоб на голове корона.
— Корона! — фыркнул Дядя. — Глядите, люди добрые! Она уже корону напялила! — Он недобро рассмеялся и, взяв пустой котелок, водрузил его себе на голову. — Глянь на меня! Видишь корону? Значит, я — король. Мне ничего другого не надобно. Захотел быть королём, и вот! Я сам себе король.
Он затопал, закружил по комнате с котелком на голове. И принялся хохотать. Хохотал-хохотал, а потом заплакал. Он остановился, снял котелок с головы и посмотрел на Мигг:
— А в ухо не хочешь? За все эти глупости?
— Нет, Дядя, спасибо. Не надо.
Но затрещину она всё-таки схлопотала. После чего Дядя произнёс:
— О прынцессах больше ни слова. Да и кому охота знать, кем ты хочешь быть?
Читатель, ты уже знаешь ответ на этот вопрос, верно? Ты прав. До желаний Миггери Coy никому не было дела.
Глава двадцать восьмая
Дорога в замок
Прошли годы. Миггери Coy провела их за привычной работой: скребла котлы, ходила за овцами, убирала в хижине и получала за всё бесконечные затрещины — без меры и счёта. И во всякий день, во всякое время года — и зимой, и летом, и весной, и осенью — она отправлялась на закате в поле, надеясь, что мимо снова проедет семейство короля.
— Только бы мне увидеть принцессочку ещё раз, хоть глазочком. И лошадку её беленькую с острыми копытцами, — в который раз твердила она.
Надежда увидеть принцессу снова и мечта самой когда-нибудь стать принцессой были для неё неразрывны, они пробудились в ней разом, одновременно, и теперь горели в сердце Мигг неугасимым пламенем.
Первая половина надежды, как ни странно, осуществилась, ибо извивы судьбы неисповедимы. Читатель, ты помнишь, что король Филипп запретил своим подданным есть суп? Королевских гвардейцев послали тогда во все концы, чтобы сообщить эту пренеприятную новость всем жителям королевства Дор и заодно отобрать у них кастрюли, миски, ложки и половники.
Читатель, тебе ведь известно, почему суп оказался под запретом? Поэтому ты не стал бы удивляться так сильно, как удивился Дядя, когда в дверь его ветхой хижины однажды в воскресенье постучал гвардеец и объявил ему, Мигг и овцам, встретившим его на пороге, что суп отныне есть запрещено.
— Кто ещё запретил? — пробурчал Дядя.
— Согласно высочайшему указу короля Филиппа! — провозгласил гвардеец. — Меня послали сообщить вам, что в королевстве Дор суп объявлен вне закона. Согласно указу короля, вы никогда больше не съедите ни ложки супа. Вы не станете о нём говорить, и даже думать о нём теперь не положено. Поэтому я, преданный слуга короля, обязан забрать у вас все суповые ложки, миски и котелки.
— Но как же так? — опешил Дядя.
— Вот так! — уверенно подтвердил гвардеец.
— А что мы будем есть? И чем?
— Пироги и торты. Вилками.
— Эх, если б у меня водились деньжата на торт! Ты спятил? Мы ж ничего, кроме супа, не едим.
Гвардеец пожал плечами:
— Я всего лишь выполняю приказ. Прошу сдать ложки, миски и котлы.
Дядя сгрёб свою бороду в кулак. Потом он отпустил бороду и схватил себя за вихры.
— Ошалеть можно! — воскликнул он. — Сегодня король прислал за ложками, а завтра небось пришлёт за овцами да за девчонкой моей, поскольку больше у меня и отобрать-то нечего.
— Вы отец этой девочки? — уточнил гвардеец.
— Нет, я её хозяин. Зря, конечно, купил, но теперь уж что поделаешь? Моя она.
— Боюсь, что это тоже незаконно, — сказал гвардеец. — В королевстве Дор ни один человек не может владеть другим.
— Но я заплатил за неё! Всё честь по чести! Выложил скатёрку ярко-красную, курицу-несушку да ещё пригоршню сигарет в придачу.
— Это не имеет значения, — твёрдо сказал гвардеец. — Владеть человеческим существом противозаконно. Так что извольте сдать ложки, миски, котлы и девочку тоже. Если же вы отказываетесь передать мне добровольно все эти вещи, вам самому придётся последовать за мной и сесть в подземную тюрьму под королевским замком. Что предпочитаете?
Так и вышло, что Миггери Coy очутилась на телеге, гружённой всякой суповой утварью, и поехала в королевский замок.
— У тебя есть родители? — спросил её гвардеец. — Я могу тебя им вернуть.
— Чё? — Мигг не расслышала.
— Мать есть? — прокричал ей в ухо гвардеец.
— Померла.
— Отец есть?
— Я его не видала с тех пор, как он меня продал.
— Ладно, тогда я тебя в замок отвезу.
— Чё? — Мигг опять не расслышала и беспомощно оглянулась.
— Я отвезу тебя в замок! — прокричал ей в ухо гвардеец.
— В замок? Где живёт принцессочка?
— Туда.
— Хорошо. Я тоже когда-нибудь стану принцессой.
— Неплохой замысел, — похвалил гвардеец и, крикнув лошади «но!», тронул поводья.
— Хорошо, что я еду в замок, — повторила Мигг и бережно потрогала свои уши-кочерыжки.
— Радуйся, не возбраняется. Хотя никому, кроме тебя, знать об этом не интересно, — ответил гвардеец. — Я везу тебя в замок, и баста. Там тебя к какому ни на есть делу пристроят. Кончилось твоё рабство. Служанкой будешь, служанкам жалованье платят.
— Чего? — Мигг опять не расслышала.
— Ты будешь служанкой, — прокричал ей в ухо гвардеец. — Не рабыней.
— Ух ты! — обрадовалась Мигг. — Я буду служанкой. Не рабыней.
Ей было в этот момент двенадцать лет. Её мама давно умерла.
Отец её продал. Дядя, который был ей вовсе не дядя, измочалил её уши затрещинами, так что она почти потеряла слух. А ей больше всего на свете хотелось быть маленькой принцессочкой с золотой короной на голове и ездить на белой лошадке, которая цокает копытцами и выкидывает высоко вверх тонкие ноги.
Читатель, как думаешь, стоит ли тешить себя надеждами, когда надеяться в общем-то не на что? Но ведь мечтать и надеяться — не преступление? В конце концов, мечтать (как и радоваться) не возбраняется — гвардеец сам так сказал. Хотя бы потому, что никого, кроме тебя, это вообще не волнует.
Глава двадцать девятая
Сперва венеранс, а потом катушка
Удача, раз улыбнувшись, уже не оставляла Миггери Coy. В первый же день её службы во дворце девочку послали отнести принцессе катушку красных ниток.
— Заруби себе на носу, — сказала Начальница всех служанок, строгая женщина по имени Луиза. — Принцесса — особа королевской крови, поэтому ты должна сделать реверанс.
— Чё? — громко переспросила Мигг.
— Реверанс сделай! Не забудь! — крикнула Луиза.
— Ага, — обрадовалась Мигг. — Венеранс. Непременно, мэм.
Взяв нитки из рук Луизы, она начала подниматься по золотой лестнице в покои принцессы. Она шла и тихонько разговаривала сама с собой.
— Вот ты идёшь, идёшь и сейчас увидишь принцессочку. Ты, Миггери Coy, собственной персоной, сейчас увидишь принцессочку, тоже собственной персоной. И не забудь — сразу венеранс, потому что она особа королевской крови.
Однако у самой двери в покои принцессы Мигг вдруг страшно перепугалась. Она стояла, стиснув катушку в кулаке, и бормотала:
— Как же это? Чё делать-то? Сперва катушку отдать, а потом веранс? Или нет, сначала неранс, а потом катушку отдать. Да, так, точно так. Сперва ве-не-ранс, а потом катушка.
Она постучала в дверь.
— Войдите, — сказала изнутри Горошинка.
Но Мигг её голоса не услышала и постучала ещё раз.
— Войдите, — повторила Горошинка.
Но Мигг снова ничего не услышала и постучала в третий раз. «Может, принцессочки и дома-то нет», — подумала она.