Сегодняшним утром Франсуа требовалась морская ванна, чтобы, по его словам, дать встряску древнему органону. Николаю пришлось отменить тренировку по у-шу и взять на себя бремя сопровождающего.
В многострадальных сосудах Франсуа хозяйничал похмельный спазм и, компенсируя давление отравленной крови, он продолжал монолог, направленный против "мазохиста Василича".
В освежающей тени пальм стало полегче. Осушив предусмотрительно прихваченную Тайменевым банку пива, Франсуа почувствовал себя почти нормально и к моменту выхода на поляну с игрушечной моделью острова замолчал, обдумывая план дальнейших действий на день.
У прозрачного купола, меняющего цвет и внутреннее строение днем и ночью, толпились люди. Фирма "Тангароа" умело и привлекательно показывала, каким неприютно-запущенным был остров до начала освоения его корпорацией; каким замечательным он стал через два года; каким уютным и прекрасным будет в результате благотворного воздействия "Тангароа".
Тайменев и Марэн остановились.
Менялся цвет, мерцали стрелки-указатели, на глазах вырастали игрушечные пальмы, поднимались маленькие домики и большие отели... Николай попробовал отыскать места археологических изысканий. Но на сей раз не увидел и условного обозначения: зеленый кружочек и пульсирующая внутри лопатка, скрещенная со стрелой. Это не расстроило, - память сохранила в неприкосновенности увиденное в день приезда. До пляжа оставалось менее километра, до ближайшего лагеря археологов километра четыре. Николай посмотрел на Франсуа: тот выглядел вполне сносно и в страховке не нуждался. Теперь Тайменеву грозила роль объекта опеки, готового выслушивать мудрые сентенции о способах существования, выживания и предпочтительности неограниченного самовыражения.
На пляж не хотелось столь же остро, сколь тянуло посмотреть на работу археологов. Он откладывал визит к ученым со дня на день, самостоятельно занявшись детальным осмотром Рано-Рараку. Приняв решение, Николай с некоторым смущением извинился перед Франсуа и с облегчением зашагал на юго-восток. Разве можно предпочесть переполненный пляж присутствию на раскопе древнего сооружения в таком месте, как остров Пасхи? И вообще, что может быть прекраснее, чем полнокровное ощущение разлитой вокруг чистой свежести? А она, свежесть, ощутимо струилась от покрытых ночной росой кустарников и недавно подстриженной травы.
Через полчаса пошли нехоженые туристами места, Тайменев разулся; стопы ног заскользили по мокрому камню дорожек, и он сошел на влажную холодную траву. Сюда бы Франсуа, да раздеть его, да повалять в травяной росе, - в считанные минуты бы ожил! Да нет силы, что сможет проделать такое с ним. Единственное, что не нравилось Тайменеву среди свежевзращенной зелени, так это арифметический подход к посадкам: дерево от дерева, ряд от ряда на одинаковом расстоянии. До безобразия симметрично, словно в каком-нибудь городском парке любого из городов большого мира.
Но вот посадки кончились, впереди открылось свободное пространство: каменистая пустыня, поросшая бледно-зеленой травой, кустами вишни, папоротником. И Николай подумал: все-таки спасибо "Тангароа", пусть сажают хоть под логарифмическую линейку, чем никак. Его мнение, очевидно, разделяли и местные жители, идущие небольшими группами к заливу. Женщины одеты свободно, даже вызывающе открыто. Мужчины веселые, беззаботные, многие навеселе. Привыкшие за последние три года к работе на "Тангароа", они не могли найти себе занятия и слонялись целыми днями по долине Королей, стараясь держаться поближе к людям Запада и их развлечениям.
Тайменев не знал: то ли сочувствовать им, то ли осуждать. Два-три года назад многие из них ловили рыбу, пасли овец, возделывали землю... "Тангароа" приостановила преображение острова, но аборигены не желали возвращаться к труду, завещанному предками. Компания щедро оплачивала работу островитян, и с приходом "Хамсина" они удвоили число туристов, вживаясь в новый образ жизни.
И, отвечая на приветственные возгласы: - "Сеньор Дорадо, присоединяйтесь к нам, мы здорово веселимся", - Николай думал о том, как легко все-таки человек привыкает к комфорту и безделью и отвыкает от тяжелого труда и лишений. Пусть даже комфорт и минимальный. И процесс этот одинаково скоро идет как в селах-городах его родной Воронежской области, так и среди туземцев далеких островов Океании. Радостно такое или печально, цивилизующая поступь прогресса неостановима.