еще и не переведены до конца «на язык понятийного мышления».
Может показаться, что утверждая прекрасное в искусстве как красоту, общественную значимость функционирующей личности автора художественного произведения, мы ломимся в открытую дверь. Действительно, едва ли не каждый эстетик считает своим долгом отметить
«печать неповторимой личности художника» на произведении искусства. Но, не говоря уж о том, что преимущественное утверждение познавательной, знаковой и т.д. природы искусства отводит этой «печати» второстепенную роль, следует отметить, что внесение таких корректив в теорию происходит под давлением требований практического
рассмотрения художественных произведений, даже если подобные
коррективы противоречат основным положениям принятой теории.
Поэтому интересно посмотреть, какие результаты может дать теория в
249
Ойзерман Т.И. Искусство как самовыражение абсолютного в эстетике Гегеля // Борьба идей в эстетике. – С. 46.
250
Борев Ю. Введение в эстетику. – С. 36.
251
Ковынев В. К понятию литературной оценки // Социалистический реализм и проблемы эстетики. – С. 158-159.
245
Л.А. ГРИФФЕН
тех областях, где такого рода поправки вследствие отсутствия опытных данных внесены быть не могут. С этой целью мы в заключение
рассмотрим еще один вопрос, который был бы в настоящее время схоластическим, если бы в его решении некоторыми авторами не выявлялась весьма рельефно исходные эстетические (и философские вообще)
посылки. Это вопрос о так называемом «машинном» творчестве.
В решении этого вопроса явно наметилось два ответа. Опасениям
гуманитариев, иногда пытающихся установить принципиальный барьер в развитии «думающих» машин, преграждающий им путь к творчеству, противостоит бодрый оптимизм специалистов в области кибернетики и вычислительной техники, уверенных в безграничных возможностях развития вычислительных машин, а следовательно, и в появлении во благовремении электронных (или каких-либо еще, но «машинных») художников, поэтов, композиторов. Вот, например, какие
блестящие перспективы рисует А.Кондратов. Поскольку «до полной
математизации наших знаний о человеке пройдет, быть может, еще не
одно столетие», то он надеется, что в решении задач «машинного»
творчества «кибернетики могут избрать другой путь – не подражания
живым поэтам, которые и без помощи электронных машин справляются со своей задачей, а наоборот, создания самостоятельных поэтовроботов. Ведь уже в настоящее время одной из самых важных задач
кибернетики является создание машин, которые бы выбирали программу своих действий самостоятельно, ставится всерьез вопрос и о
создании таких автоматов, которые бы реагировали на воздействия окружающей среды эмоционально. Принципиально эта задача разрешима, и ученые пытаются сделать реальные «эмоциональные» кибернетические автоматы. Но ведь в будущем, когда будут созданы автоматы, обладающие многочисленными (и даже не свойственными человеку!) эмоциями, мы сможем заставить их рассказать о впечатлениях, которые им доставляет мир, на языке поэзии»252. Снова тот же «репортер»,
«перекодирующий» полученную извне информацию, но уже не человек,
а работ. Мы выше видели, насколько неверен такой подход и по отношению к «живым поэтам». Что же касается роботов, то кроме того ясно,
что если они будут обладать свойствами, которых не имеют люди, то уж
отточить их «человеческие» качества до немыслимого совершенства –
пара пустяков. Зачем же тогда будут нужны «живые поэты»?
А вот решение вопроса специалистом по эстетике. Б.Кубланов, учитывая тенденции развития кибернетики, прежде всего осуждает тех,
кто сомневаемся, что кибернетические устройства смогут достичь
252
Кондратов А. Математика и поэзия. – М., 1962. – С. 46-47.
246
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
уровня, при котором им будет доступно творчество, резонно замечая
при этом: что недоступно сегодня, может стать возможным завтра. Но
с идеей художников-роботов он все же не согласен. «Главным мотивом
отрицательного отношения к идее создания художников-роботов, – пишет он, – должна быть не их ограниченная возможность заменить человека в этой области, а нецелесообразность передачи машине этой
духовной функции человека». Почему же это нецелесообразно? А потому, что «проблема художественного творчества связана с проблемой