Равным образом и в морфологических элементах, обслуживающих грамматические задания, мы не наблюдаем единой общей для всех языков схемы, к тому же языки не дают даже полной выдержанности какого-либо одного направления. Мы имеем здесь движение в морфологическом оформлении, а вовсе не застой. Именно поэтому нельзя к формам грамматического выражения подходить с обособленным их изучением в пределах одной только избранной специалистом семьи языков, не устанавливая в них признаков единого процесса, только и дающего возможность выяснить многообразие его разновидностей по системам и языкам.
В каждом исследуемом языке нащупываются отступления от установленного правила, то сохранением в нем более архаичных форм, то, наоборот, продвижением вперед. Так, например, тюркские языки вырисовывают тенденцию к усечению своих полных прилеп до однобуквенного состояния, близкого к обслуживающей роли внешней флексии. Кроме того, и сама функция обеих разновидностей прилеп (агглютинации и внешней флексии) различна, хотя по внешнему признаку приставки к основе слова они крайне близки. Можно даже предположить, с достаточным мне кажется весом, что агглютинативные прилепы, каждая со своим специальным значением, получив новое содержание по обслуживанию целой грамматической категории, взорвались в своей форме, перейдя в ту разновидность приставок, каковой присваивается имя внешней флексии.
В таком случае мы получаем законный повод к прослеживанию историзма и известной степени периодизации не только в движении корнеслова по семантическим дериватам, но и в системах морфологии грамматического порядка. Действительно, при анализе строя отдельных языков мы наблюдаем то полные прилепы агглютинации, то усечение их с функциональною перестройкою на выражение определенной грамматической категории (внешняя флексия) при наличии фонетического изменения внутри основы самого слова (внутренняя флексия).
Не учитывая хода языковой перестройки в последовательной исторической схеме, формальный анализ разбил языки на группы по признакам морфологического оформления в его статичном состоянии и в результате, выделив флективные языки, вновь упростил схему, ослабив внимание на другие сосуществующие виды выражения грамматических отношений и в то же время не прослеживая флексии в иных не флективных структурах речи. Между тем, если под флексиею понимается изменение слова для выражения грамматического отношения или прибавкою аффикса к основе слова или же изменением звука основы, то в ней самой уже устанавливаются явления двух различных порядков, из которых оба, т.е. и приставка (внешняя флексия) и изменение звука (внутренняя флексия) в достаточной степени архаичны. Уже по одному этому они не могут оставаться неизменными ни в своей форме ни по своей функции за весь период существования речи и во всех своих проявлениях в различных стадиях и системах.
На самом деле, флективная приставка, как мы видели, может быть в своем генезисе возведена к агглютинации, тогда как фонетическое изменение основы, как таковое, присуще звуковой речи равным образом в древнейшие периоды ее существования, обслуживая семантические задания. Таким образом, изменение звука в основе слова, само по себе, относится к числу языковых явлений глубокой древности, хотя бы и использовалось тогда в ином назначении, чем во флективных языках последующих стадий. Когда же структура речи стала оттенять грамматические категории, то флексия (т.е. изменение звука), как техническая возможность, уже имелась в ее распоряжении. Поэтому вовсе не устраняется и то, что одни языки пошли по линии флективных изменений основ в грамматическом их служении, смешивая оба отмеченные выше признака, приставку и изменение звука (флексия внешняя и внутренняя), другие же, оставляя основу неизменною, перенесли упор на приставки, дав более выдержанный тип агглютинации и сохранив звуковые изменения лишь в заданиях семантики, т.е. изменения значения слова (ср. тюркские языки за исключением уйгурского, использующего и внутреннюю флексию), тогда как многие языки, оставляя у себя звукоизменение не в его роли характеризовать грамматический строй речи, все же имеют и его в виде второстепенного более затуманенного показателя.