Продолжая и двигаясь по такой нисходящей, можно предположить, что, возможно, «слова» – это метки чего-то, но чего? Тут ответом может быть, что они метки «смысла», а смысл – это метка чего? Метка какого-то другого, но «опять же смысла»… И тут начинается какая-то негативность. Понятие «ххх» «означает» – и тут снова «слова»… И далее… И как возникают понятия? Ответа нет! Понятия закрепляют какой-то сгусток смысла, и маркером такого сгустка является какое-то слово, но чем является такой сгусток – это непонятность, это «негативный объем». И такой объем – это нечто, что нельзя вытащить оттуда сюда, а когда оно все же каким-то странным образом извлекается из пучины, это снова мертвость в виде слов.
Но, может, можно разложить понятия на нечто составное? Допустим, понятие «смысл». Как его разложить на нечто другое составное? И можно ли разложить его через что-то другое? И тут опять возникнет линейный определизм определений… «Смысл» – это… абракадабра.
Итак, «понятия не раскрываются через определения». Определение понятий – это пустое занятие, то есть, допустим, «понятие – это категория…? А «категория – это…» Вот так и устроено аристотелевское предметное мышление, то есть все явленное предметное мышление51 – это всегда определизм определений без остановки, без возможности выскочить из этой бесконечной негативности. Слово «понятие» на самом деле невозможно никак понять окончательно – это слово на самом деле ничего не означает – ни предметного в сильном значении, ни мыслительного в его последнем значении. И «понятие» – это какой-то способ делать вид, что вопрос «все же» имеет решение, но решения нет…, а есть только «все же»…
И тут может возникнуть разговор (герменевтиков, деконструкторов…) о том, что «понятия раскрываются только в контексте какого-то повествования, дискурса»… И для понимания чего-то и его определения и осознания необходимо погрузиться в какой-то целый рассказ без начала и конца, в какой-то объем чего-то мыслительного. При этом такой рассказ может быть связан с чем-то другим, с чем-то тоже непонятным…, языком вообще, происходящим, прошлым, загадочным…, бездной… или чем-то еще? Или – это тоже объяснительная выдумка? Или, возможно, там что-то другое?
…
Но, возможно, слова-метки позволяют что-то вытянуть оттуда, из какого-то неизвестного? И такое вытянутое оттуда становится чем-то конкретным, каким-то обозначенным и размеченным. Но это все, опять же, будет всего лишь чем-то извлеченным из того недействительного, из того ино-мышления, которое находится за метками, за мыслями как метками, за смыслами и связями… Но что это на самом деле?
И тут, продолжая, можно вступить в старый спор о том, как существуют понятия, а существуют ли понятия вне мышления? И, возможно, «рассмотрев» окружающий мир, опять же, бесконечный раз в нем будут не найдены материя…, благо…, форма…, время… Но где они были найдены? И как они существуют до их нахождения?
И тут все снова вернется к началу этого разговора…
…
В итоге после различных «прозрений», «размышлений», «ходов» окажется, что и «слова» тоже не являются единицами мышления-духа.
Различение и инструментальность как попытки обнаружить части и сущность мышления
Ум способен различить себя и тело, себя и происходящее, себя и боль, себя и другое, но такое различение не позволяет в итоге обнаружить себя в качестве духа, ума…, мысли, разума, ментальности…52, и все эти «вещи» для мышления будут вроде бы какой-то «мыслью» и даже некие не вещи в том числе. То есть различение – это мысль, это способность мысли, это способность ума, но эта способность ничего не говорит «о том», что с помощью нее различается, то есть такая способность (анализ-синтез) не дает сущностного знания, как и вся «математика» в том числе тоже.
Для неопределимого «нас» «все является инструментом», то есть «объектом», отсюда наша попытка «схватить все» и начать с этим «что-то делать» приводит к тому, что мы и себя хотим схватить и разобрать на части.
Загадка Я
, поиск Я, отсутствие Я