Выбрать главу

Некоторые сведения о славянах содержатся в сочинениях сирийских авторов VI в. (Евграфия, Иоанна Эфесского и других).[78] Однако они не касаются вопросов славянского этногенеза. Известия западноевропейских географов и историков относятся уже к сравнительно позднему времени — к IX и последующим столетиям — и не дают надежных материалов для реконструкции этнической истории ранних славян.

Только составитель древнейшей русской летописи — Повести временных лет — попытался отразить начало славянской истории и ответить на вопрос, откуда и как появились славяне. Отрывок из этой летописи, повествующий о расселении славян из Нижнего Подунавья и Паннонии, приведен в историографическом разделе (см. с. 7).

Б. А. Рыбаков на основе текстологического анализа вводного раздела Повести временных лет пришел к заключению, что летописная фраза «По мнозехъ же времянех сели суть словени до Дунаеви…» должна быть переставлена в другое место — туда, где описываются миграции кочевнических орд на Балканы. И, следовательно, в этногеографическом введении летописи речь идет не о размещении Нестором прародины славян на Дунае, а о славянском освоении Балканского полуострова, в V–VI вв. н. э..[79]

Антропологическая карта славян в средние века

К комплексу наук, исследующих этногенетическую проблематику, относится антропология. Ей принадлежит решающее слово в изучении физического родства племен и народностей, что составляет важный аспект этногенеза, а краниологические материалы позволяют искать истоки антропологических особенностей в глубокой древности.

В решении проблемы происхождения и ранней истории славян много можно было бы ожидать от палеоантропологии, если бы у славянских племен длительное время, вплоть до последнего столетия I тысячелетия н. э., не господствовал обряд кремации умерших. Полное отсутствие краниологических материалов по ранней истории славян делает антропологию в исследовании славянского этногенетического процесса вспомогательной наукой.

Материалы антропологии в изучении славянского этногенеза использовались Л. Нидерле, Я. Чекановским и другими исследователями. Однако в те годы антропологические данные были ещё в значительной степени не собраны и не систематизированы. Первое сводное исследование пo антропологии средневековых славян принадлежит И. Швидецкой.[80] Восточнославянские краниологические материалы X–XIV вв. получили современную научную характеристику в работах Г. Ф. Дебеца и Т. А. Трофимовой,[81] а в последнее время стали объектом специального изучения Т. И. Алексеевой.[82] Т. И. Алексеевой принадлежит также небольшое исследование по средневековым славянам в целом.[83] Палеоантропология южных славян получила освещение в интересной работе болгарского исследователя П. Боева.[84]

В результате можно сделать следующие заключения по антропологии средневековых славян.

1. Славяне в разных регионах своего расселения имели различное антропологическое строение. Антропологического типа, характерного исключительно для славян, в средние века, а очевидно, и в более раннее время, не существовало.

2. Особенности антропологического строения славянского населения на окраинах их территории закономерно объясняются исследователями взаимодействием с субстратными племенами. Так, в восточных районах Балканского полуострова многие признаки краниологии славян сопоставимы с особенностями антропологических серий предшествующего периода. Несомненно, участие финно-угорского субстрата в формировании антропологического строения славянского населения Владимиро-Суздальской и Новгородской земель. Субстратное воздействие на антропологию славян в меньшей степени проявляется и в некоторых других регионах славянского ареала.

3. В антропологическом облике средневековых славян отразилась вся сложность и многогранность их этногенетической истории. Антропология не позволяет определять этноязыковую принадлежность каждой конкретной исследуемой серии черепов. Наблюдения Т. И. Алексеевой, что германцы в целом по сравнению со славянами относительно более узконосы, низкоорбитны, низкоголовы и более массивны по абсолютным размерам черепов, носят самый общий характер. Среди достоверно славянских краниологических серий встречаются такие, которые характеризуются перечисленными признаками, и наоборот, среди германских серий имеются вполне сопоставимые со славянскими.

4. На территории славянского расселения в средние века выявляется зона относительной широколицести, которая по Т. И. Алексеевой ограничена с севера Западной Двиной, с запада — Вислой, с востока — Днепром и с юга — Дунаем. Поскольку эта зона в самых общих чертах совпадает с древнеславянским ареалом, намеченным Л. Нидерле, исследовательница полагает, что таким образом определяется область формирования антропологической общности славян, или, иными словами, прародина славян. Такой вывод весьма и весьма проблематичен. Поскольку в эпоху средневековья широколицесть была свойственна также балтам, то неисключено, что на какой-то части «предполагаемой прародины славян» широколицесть славянского населения является всего-навсего отражением балтского субстрата. Во-вторых, зона широколицести в эпоху средневековья не ограничивалась бассейном Вислы, а простиралась дальше на запад. В частности, этот признак весьма характерен для ряда сепий германских черепов (сходных и по некоторым другим признакам со славянскими) из средневековых могильников Тюрингии.[85]

5 Поскольку антропологические данные по племенам, заселявшим среднеевропейские области в I тысячелетии до н. э. и в I тысячелетии н. э., отсутствуют, некоторые исследователи (Т. А. Трофимова, Т И. Алексеева и другие) ведут поиски истоков антропологического строения средневековых славян в материалах эпохи неолита и бронзы. Они обычно обращаются к широколицым долихокранам, известным по памятникам культур боевых топоров и фатьяновской. Сопоставление антропологических материалов, разорванных трехтысячелетним периодом господства обряда трупосожжения, носит гипотетический характер и не может быть использовано для серьезных выводов. В частности, для решения конкретных вопросов этнической истории славянства оно абсолютно ничего не дает. Очевидно, что носителями культуры боевых топоров были индоевропейские племена. Поскольку они занимали территории, впоследствии принадлежащие славянам, балтам и германцам, то их вклад в антропологическое строение этих трех этнических массивов средневековья закономерен.

Как это ни парадоксально, до сих пор исследователями не составлена антропологическая карта славян в эпоху средневековья. Опубликованные до настоящего времени карты-схемы обычно покоятся на ограниченных материалах. Постараюсь восполнить этот пробел в настоящей работе (рис. 3).

Серии черепов составлены по отдельным археологическим памятникам — могильникам или кладбищам, исследованным в городах или близ крупных поселений. Датируются краниологические материалы в целом временем от X до XIV столетия. Исключение представляют серии черепов из славяно-аварских могильников Подунавья, относящихся к более раннему времени — VI–VIII вв.

вернуться

78

Пигулевская Н. В. Сирийские источники по истории народов СССР. М. — Л., 1941.

вернуться

79

Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 219–247.

вернуться

80

Schwidetzky I. Rassenkunde der Altslawen. Stuttgart, 1938.

вернуться

81

Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. М. — Л., 1948; Трофимова Т. А. Кривичи, вятичи и славянские племена Поднепровья по данным антропологии. — СЭ, 1946. № 1, с. 91–136.

вернуться

82

Aleksiejewa Т. Wschodnioslowianskie czaszki z kurhanow plemiennych. — Materialy i prace antropologiczne, N 72, 1966, s. 3–142; Алексеева Т. И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М., 1973.

вернуться

83

Алексеева Т. И. Славяне и их соседи (по данным антропологии). — Antropologie (Brno), 1966, N2, с. 3–37.

вернуться

84

Boev P. Die Rassentypen der Balkanhalbinsel und der Ostagaischen Inselwelt und deren Bedeutung fur die Herkunft ihrer Bevolkerung. Sofia, 1972.

вернуться

85

Kurth G. Ergebnisse der anthropologischen Untersuchung fruhdeutscher Reihengra-ber aus Thuringen. — Wissenschaftliche Zeitscrift der Friedrich-Schiller-Universitat Jena, Mathematisch-Naturwissenschaftliche Reihe, 3, H. 1,1953–1954, S. 19–38.