Если эти две позиции могут быть достаточно успешно защищены, то становится очевидным, что вся теория науки о религии должна быть пересмотрена. Не менее очевидно и то, что эти две позиции независимы друг от друга. Первая может рассматриваться как фантастическая или неправдоподобная, ее можно завуалировать и оставить вне поля зрения. Но сила второй позиции, основанной на данных совсем другого характера, не будет тем самым ослаблена. Наша первая позиция может быть обоснована только при помощи данных, которые не пользуются большой популярностью и, как правило, осуждаются современной наукой. Однако эти данные получены посредством вполне законных антропологических процедур. Мы последуем примеру м–ра Тайлора и займемся сбором примитивных верований в видения, галлюцинации, «способность к предвидению», а также тех элементов знания, которые, по всей вероятности, не могут быть получены при помощи обычных чувств. Затем мы можем сравнить эти примитивные верования с достоверными описаниями сходных переживаний у живущих в настоящее время образованных и цивилизованных людей. Если мы не придем к какому–либо определенному выводу или придем к отрицательному выводу по поводу актуальности и сверхнормального характера указанных переживаний, мы все же сравним данные первобытной и цивилизованной психологии, а также примитивные и современные иллюзии и вымыслы и тем самым внесем значительный вклад в неизведанную область функционирования антропологической науки. Результаты, независимо от того, усилят они или ослабят нашу первую позицию, должны быть весьма любопытны и поучительны даже в том случае, если они составят главу в истории человеческих заблуждений. Эта глава, несомненно, затронет и такую тему, которую можно назвать Х–областью нашей природы. За пределами этой области, за рамками чуда, пророчества, видений, на первый план, безусловно, выдвигаются великие религии — христианство и ислам; но выдающиеся религиозные новаторы и лидеры — наш Господь Бог, св. Франциск, Джон Нокс, Жанна д'Арк — имеют много общего с основателями новой веры у индейцев племени сиу или арапахо. Следовательно, сравнивать варварские и цивилизованные верования и переживания в области столь неясно понятой и столь богатой своими мощными влияниями, будет не так уж ненаучно. Тема, которая нас интересует, будет рассматриваться в гораздо большей степени при помощи метода антропологии, чем метода психологии. […]
Мы причисляем антропологию к тем формам науки, которые уже вошли в современную традицию и оказывают влияние на нее. По иронии судьбы антропология возникла в той заброшенной области непознанного, к которой сейчас относят исследование психики. Британская Ассоциация предпочла отвергнуть антропологические записки, охарактеризовав их как «пустые мечты, основанные на россказнях путешественников». Не вызывает сомнений, что Британская Ассоциация отвергла бы и записки о ясновидении как пустые мечты, основанные на сплетнях старых баб или истерическом бреде. Конечно, изучение этих тем затрудняется обилием выдумок и фальшивок, именно поэтому антропология должна была бдительно охранять себя от «россказней путешественников», от европейского непонимания первобытных идей, от современных понятий и научных теорий, которые неосознанно переносились на варварские привычки, ритуалы, традиции и обычаи. Человек, ondoyant et divers[1], может быть предметом изучения как для антропологии, так и для психологии. Но человек (особенно дикий человек) не может быть вырван из сложных условий его жизни и быть изучен, как изучается вещество в ходе химического эксперимента в лаборатории. Кроме того, мы не можем застать человека в его «первобытном» состоянии, так как его интеллектуальное развитие началось далеко за рамками тех культур, которые мы сейчас можем наблюдать у самых слаборазвитых народов. Следовательно, материал, с которым имеет дело антропология, весьма неустойчив; свидетельства, на которых она основывается, требуют самого скептического критицизма, а многие антропологические выводы при отсутствии исторических данных, относящихся к далекому прошлому, неизбежно должны быть гипотетичными.
В силу этих веских доводов официальная наука долгое время смотрела подозрительно на антропологию. Ее сторонники не считались настоящими учеными, более того, из–за всеобщего презрения, на них смотрели как на «конченных людей», интеллектуальных изгоев, приверженцев одной дикой идеи. С позиций научного мышления, антропологи или этнологи были бандой субъектов, которые невнятно бормотали о змеином и фаллическом культах, об учениях аркайтов, о десяти затерянных племенах, которые могут внезапно объявиться в самых неожиданных местах. Утверждалось, что антропологи испытывают восхищение от нечестивых ритуалов грязных дикарей и пытаются найти рациональное объяснение тому, что в принципе не может быть объяснено. Изгнанники, отверженные, парии науки с неизбежностью попали в эту странную компанию. Но подобно тому, как аркайты и затерянные племена стояли у колыбели антропологии, вокруг изучения психических явлений, которое также не признавались официальной наукой, располагались угрожающие фигуры эзотерических буддистов, сатанистов, оккультистов, представителей христианской науки, спиритуалистов и астрологов.