— Опасные сволочи, — сказал Скиннер, отбрасывая прочь горлышко бутылки. — Чертовски злые. Запросто могут заскочить тебе в машину на светофоре. Это одна из проблем с кабриолетом.
Моя невеста истерически рыдала, а из радиоприемника все еще текла эта жуткая мелодия:
На въезде в центр Гонолулу Скиннер притормозил.
— Все, док, — проговорил он. — Пора принять дозу. Я что-то нервничаю.
Чтобы Скиннер нервничал? Вот уж нет. Зверюга. Хладнокровный убийца.
— У Ральфа есть, — быстро сказал я. — Он ждет нас в отеле. У него зелья — целая бутылка из-под «алказельтцера».
Скиннер снял ногу с тормоза, газанул, и мы проехали под большим зеленым баннером, гласившим: «Пляж Вайкики — полторы мили». Лицо его осветила так хорошо знакомая мне ухмылка. Мечтательная меланхоличная ухмылка любителя наркоты в предвкушении дозы. Я помнил эту ухмылку.
— Ральф — параноик, — предупредил я. — С ним нужно поосторожнее.
— За меня не беспокойся, — отмахнулся Скиннер. — Я отлично лажу с англичанами.
«Понтиак» въехал в даунтаун. Улица, тянувшаяся вдоль береговой линии, была полна бегунов, которые, готовясь к Марафону, отрабатывали темп бега.
На уличное движение они плевали, что заставляло Скиннера нервничать.
— Управы нет на этих козлов, — говорил он. — На Западе что ни богатый либерал, то бегун. Десять миль в день, и не мили меньше. Это какая-то чертова религия.
— А ты сам бегаешь? — спросил я.
Скиннер рассмеялся:
— Конечно, бегаю. Но никогда — с пустыми руками. Мы же разбойники, док. Мы совсем не такие, как этот народец, и нам поздно переучиваться.
— А вот мы — профессионалы, — проговорил я. — И должны написать репортаж о соревнованиях.
— К черту соревнования! — отрезал Скиннер. — Мы будем наблюдать за ними из уилберовского переднего дворика — напьемся и примемся делать ставки на результаты футбольных матчей.
Джон Уилбер, в прошлом защитник вашингтонских «краснокожих», дошедший с ними до Суперкубка тысяча девятьсот семьдесят третьего года, был еще одним нашим приятелем, которого мы прихватили с собой из тех прошлых тревожных лет. Теперь-то он вполне устроился, стал в Гонолулу по-настоящему респектабельным джентльменом. Дом его на Кахала-драйв, в районе с самой высокой арендной платой, стоял прямо на маршруте Марафона, в паре миль от финиша…
— Для того чтобы нам писать репортаж, лучшего места не найти, — объяснил Скиннер. — Мы захватим старт Марафона в даунтауне, потом рванем домой к Уилберу, чтобы успеть посмотреть футбол и поиздеваться над бегунами, когда они потащатся мимо нас, а потом пулей слетаем назад в даунтаун к финишу.
— Спланировано на все сто, — оценил я сценарий Скиннера. — Именно так я бы и поступил.
— Ну, не знаю, — отозвался он. — Более скучной вещи, чем эти дурацкие марафоны, и не придумаешь. Но по крайней мере на нем можно классно оттянуться.
— Как раз это я и имею в виду, — сказал я. — Я записан участником этих чертовых состязаний.
Скиннер покачал головой:
— Брось, пока не поздно. Уилбер пытался переплюнуть Роузи Руитс несколько лет назад, когда был еще в приличной форме. На отметке двадцать четыре километра вышел на дистанцию в полумиле впереди лидера и рванул к финишу как последний ублюдок; скорость была — как у велосипедиста, не меньше. — Скиннер рассмеялся и продолжил: — Это было ужасно. Девятнадцать человек обошли его на первых же двух милях. Он ослеп от собственной блевотины, а последние сто ярдов полз на карачках. — Снова смех. — Эти ребята умеют бегать, и очень быстро. Они бежали прямо по Уилберу.
— Ну и что? — отозвался я. — Идея-то была не моя. Сам Уилбер мне и посоветовал.
— То-то и оно, — усмехнулся Скиннер. — Здесь, на Гавайях, следует держать ухо востро. Даже лучший друг тебя надует. Просто не сможет иначе.
Мы обнаружили Ральфа в баре открытого кафе «Хо Хо». Поникнув головой, тот сидел над стаканом, на чем свет костеря и дождь, и волны, и жару, и все остальное, что было в Гонолулу. Произошло же вот что: соблазнившись рассказами Уилбера о том, как здесь классно-де нырять с трубкой, Ральф полез в океан, но не успел он опустить голову в воду, как первая же волна подхватила его и с размаху бросила на коралловый риф, пробив дырку в спине и раздробив позвоночный диск. Скиннер попытался приободрить Ральфа байками о местных ужасах, но тот и слушать не хотел. Настроение у него было ужасное, а после того как Скиннер потребовал у него кокаина, Ральф совсем озверел.