Захар Петрович рядом корчился от внутреннего смеха, пытаясь сдержать хохот.
- Ну... Владимир Сергеевич, я просто не могу... Ну... Не ожидал. Цирк...
Посмотрев на полусогнутую фигуру и сморщенное лицо Захара Петровича, отец Александр не выдержал и густо рассмеялся.
- А ты как хотел? Словом - никак. Делом, - последствия уж больно тягостные могут быть, особенно для тебя. Вот и пришлось выбрать срединный путь.
Беркутов справился с приступом веселья, только глаза его продолжали светиться влагой.
- Да уж. Демонстрация получилась что надо. Даже у меня дух захватило.
- А мне их жаль. Какие серые лица. Ведь они всю жизнь едят соль, сахар и сало в самых разных упаковках и сочетаниях. Другого не воспринимает их дух, отравленный дурными мыслями. Нездоровый дух не терпит здорового тела и всегда приводит его в соответствие со своим состоянием. Потому-то кроме страха, у них не осталось рычагов связи с внешним миром. Ни я, ни ты не можем им помочь, слишком далеко зашло, укоренилась отрава. Вот так! Природа реагирует, как ты желаешь. И внутренняя природа, и внешняя.
- Так что же, таких страхом воспитывать? - спросил Беркутов, провожая глазами удаляющуюся "Тойоту", запоминая номер.
- Может быть! Никто не знает, что ждет каждого из них впереди. Вдруг появится иной шанс?
- А вот насчет природы как? Это действительно всеобщий закон? Вот я, к примеру, войду в лес с острым желанием найти рекордный белый гриб и лес мне его подарит?
- Хитер ты, Захар Петрович. Хочешь простоты во всем. А мир-то не прост. Но заверю: если ты действительно хочешь такой гриб, он тебе спать не дает, да ты еще настойчивостью обладаешь, - рано или поздно он твой!
- И так во всем?
Вместо ответа отец Александр взял Беркутова под локоть, свободной рукой указал на дорогу, приглашая покинуть место несостоявшегося происшествия...
6.
Поляна. Преображение. 16 июня.
Поляна продолжала свою жизнь, наполненную сменой ритмов, запахов, времен года, наблюдениями за людьми в селе у подножия холма, заботой о своих цветах и кустах, попытками помочь больному остатку дуба. Кое-что из желаемого ей удавалось и тогда она радовалась, выражая радость всплеском ароматов и притоком жизненных сил и энергии из глубин земли и высот космоса.
Усилиями березы, протянувшей свои корни к страдающему пню, удалось пробудить к жизни маленький росток и теперь Поляна и все ее частички, до самой маленькой травинки, знали: их могучий и добрый дуб, от которого осталось на Поляне только невидимое людям тонкое эфирное тело, получил новую жизнь. Прольется несколько десятков дождей и его новая физическая оболочка сольется с остатками прежнего организма. Поляна вновь обретет единство.
Непривычно долгое время Поляну заботит одна женщина, чего раньше не бывало. Конечно, она всегда помогала людям, приходящим за травами или ягодами, несущими с собой доброту и сострадание. Или, наоборот, отгоняла колючками, отвращающим запахом тех из них, что приносили в себе недобрые стремления и желание зла. Иногда она формировала для них из сгустков тумана фигуры двойников людей и после того ее долго не беспокоили.
Желтела, засыпая в предснежье, трава и уносила на хранение в нейронную корневую сеть прикосновения лап, рук, ног... Круглыми ромашковыми и звездчатыми зверобойными глазами Поляна распознавала лица и облик людей, зверей и насекомых, видела их доброту или зло, раздражительную слепую беспощадность к живому или же готовность к милосердию.
Поляна изначально знала: лишенное милосердия не есть живое, а только слепок с него. А к неживому и отношение неживое, без доброты и сочувствия.
Зимний полусон сменялся весенним пробуждением. Все повторялось. И каждый миг неповторимостью запечатлевался ее памятью.
Поляна не старела, она не знала необратимого увядания, потому что жила не сама по себе, а частью леса, реки, неба, дождя, солнца, ветра, шевеления земли в темных глубинах... Она была и частью того, что стояло за всем этим и простиралось далеко к звездам, и проникало в каждый изгиб каждой ее травинки, в каждое колечко ее березы. Неостановимость живого бытия, его вездесущность объединяли все ее части с остальным миром в неразрушимую систему.
А женщина, которая так часто приходила к ней, жила отдельно от всего и от всех. Поляна сразу почувствовала ее тихую боль, а так как женщина была доброй и беззащитной, как только что распустившийся цветок, она захотела ей помочь. Она не все понимала в людях, ей тоже не хватало мудрости. Слишком уж краткой была жизнь людей и слишком уж много они отдавали быстротекущего времени пустякам и ненужностям. Такое непостижимо, ведь живое целесообразно во всем и всегда.