...Черви в копытце прыгают...
...Колдуют темноту...
...Падает свеча, попробуй узнать, где дорога твоя...
...Нет дороги...
...Тропиночки ждут, тропиночки-росиночки...
...Голубой дождичек пройдет да укроет голое сердечко темным
покрывалом...
...Мерзость лежит где ждала...
...В долгом колодце не живет небо...
...До звезды не достать...
...Нет больше свеч...
...Не светит-не греет, ручки тянет - улыбается...
Слушала Петьку Анастасия и все глубже тонула в волнах безысходности. Понимая, что жуть петькиных слов истекает от нее самой, она никак не хотела согласиться с этим. Страшно ей тогда стало до дрожи.
Последние месяцы страх сопровождал ее непрерывно. А тогда, не выдержав, Анастасия глубоко-прерывисто глотнула весенний пахучий воздух и выпалила единым духом:
- Болтун ты, Петя, и несешь чего попало, - голос ее нервно звенел, окончания слов выпадали, съеденные порывом злости, - А я, дура, слушаю тебя, будто и дел больше нет. А в доме беспорядок, грязь по углам, кто зайдет, - стыда не оберешься!
Не смотря на Петьку, она резко повернулась и, старушечьи семеня негнущимися ногами, скрылась в сенях.
Уходя, Петька оставил ее целлофановый пакетик, и больше у ее дома не появлялся. В следующий и последний раз Анастасия встретила его, возвращаясь с хлебом из магазина. Шла она не по главной, как обычно, а по параллельной ей Подлесной улице, не желая лишний раз встречаться с односельчанами. Неасфальтированная Подлесная всегда безлюдна, тем более весной.
Раздумывая о переменах в себе, о том, что ей все тяжелее на людях, она заметила мелькнувшее впереди пестрое пятно. Появилось будто из-за угла и исчезло. В сердце кольнуло: Петька!
Она ускорила шаг. Остро захотелось встретить его и извиниться за прошлое. Нагрубила человеку, так больно чувствующему всякую фальшь, надо же. И как она стала такой? Уж кого обидеть, только не Петьку.
Анастасия перешла на бег, но споткнулась о кирпич рядом с фундаментом дома, возводимого очередным дачником. "Плохая примета, - подумала она раздраженно, - День нечетный, да еще и правой ногой..." Натолкнувшись на вспышку раздражения, чувство вины рассеялось.
Стало легче, она пошла обычным шагом. Если уж Петька избегает ее, пусть его! Не бегать же за ним, как дуре-невесте за неверным женихом. Решив дальше идти по большаку, Анастасия свернула в боковой проулок.
Уже выходя на Республиканскую, она услышала знакомый голос.
- ...Сестрица Аленушка, не пей из копытца, копытце голубое, да темное...
Эхо, залетевшее сюда неизвестно из каких мест, повторило:
- ...темное, ...емное, ...ое...
Обернувшись, Анастасия увидела на пройденном только что перекрестке трех ребятишек-дошколят. Они стояли на куче песка спиной к ней и что-то высматривали на Подлесной, с которой она свернула.
Почудилось-послышалось?
Эти два эпизода один за другим всплыли в ее сознании и Анастасия разом успокоилась и пришла в себя. Солнце уже клонилось к закату, в комнате потемнело. Она услышала легкий стук в окно со стороны огорода. И голос, твердый, уверенный.
- Анастасия Ивановна, отзовись! Вас с утра что-то не видно. Тут такие люди появляются из леса! Прямо партизан. Пойдем-ка вместе посмотрим. Знаете ведь, один ум хорошо, а два сапога пара.
"Сейчас еще скажет, что забор как упал, так и стоять будет", - без улыбки подумала Анастасия и замерла нутром, дойдя до смысла слов Ерохина: кто-то незнакомый идет в село из леса!
- Неужели?!
Быстро поднявшись с пола, она поспешила к стене, где рядом с книжными полками висела фотография. Юрий улыбался вечной улыбкой, полусерьезно, с оттенком насмешки. Ей показалось, что Юрий хочет что-то сказать, но слезы в глазах мешали видеть, все расплывалось. Она сняла фотографию с гвоздя и приблизила к лицу. Нет, это у нее в голове все путается.
Снимок в рамке со стеклом стал вдруг тяжелым, и она поставила его на комод, прислонив к стене. Вспомнив, что двери из сеней на парадное крыльцо заперты, выбежала из комнаты. Распахнув дверь, Анастасия затуманенным от слез взором окинула разом улицу от начала тропинки, что вела к ее Поляне до поворота к ее дому и увидела, что он уже рядом, и улыбка у него все та же, серьезная и детская одновременно.
Она покачнулась и стала медленно оседать на некрашеные доски крыльца. И уже не чувствовала, как он ее подхватил и внес в дом, не видела, как вслед за ним вошел встревоженный Ерохин и остановился ошалелый, то и дело переводя взгляд с фотографии на комоде на лицо неизвестного ему человека из леса.