– Извините, что я опоздал, – заговорил, бубуркая ртом,[775] толстый юноша, как будто рот у него был набит чем то, доброй улыбкой открывая испорченные зубы и таким тоном, что видно было, он знал, что его извинят.[776]
– Когда же вы не опаздывали, mon cher m-r Pierre, – сказал голос князя Андрея,[777] мелодический и нежный, совсем другой, чем тот, которым он сказал: «проси». На лбу его распустилась какая то складка и просияло лицо.
– Когда вы будете уезжать, тогда извинитесь. Суп подать, – как будто с трудом, по-русски, прибавил он лакею грубым, неприятным голосом, один звук которого составлял оскорбление.
– Тогда вы вместе и извинитесь в том, что вы мне забываете привезть «Corinne», которую обещали, – сказала княгиня звонким голоском и улыбаясь яркой улыбкой брюнетки, с белыми, прекрасными зубами.
Pierre, севший было на стул, вскочил и всплеснул руками.
– Ах, забыл, pardon, princesse, опять забыл. Нет, я поеду, сейчас привезу,[778] – прибавил он вопросительно.
Княгиня засмеялась так, что все засмеялись с ней вместе.
– Нет, сидите, обедайте.
Барышня, старичок иностранец и чиновник прилично и приятно улыбались, глядя на эту домашнюю сцену, которая видимо была очень знакома всем.
Видно было, что m-r Pierre уже давно освоился с своей ролью беспутного, беспорядочного, рассеянного, но милого и любимого друга дома, молодой князь с ролью покровительствующего, снисходительного друга, а княгиня с ролью невинно, кокетливо задирающего и ласкающего друга женщины.
– Вы знаете, – прибавила она, – что этот молодой человек вот уж третий месяц едет завтра в Москву. Так?
– Так, – улыбаясь и печально махнув рукой, подтвердил Pierre.[779]
Разговор зашел о том, о чем все тогда говорили, о чем говорят всегда, думая говорить о важных предметах: о преобразованиях, замышляемых в России, о конституции.
– Как же вы хотите,[780] – говорил чиновник, – чтоб такое преобразование могло совершиться быстро.[781] Теперь положим учрежден Совет и Министерства[782] и они имеют свои недостатки, кто в этом спорит. Не так ли, князь?
– Je vous avoue, mon cher, – пропустил сквозь зубы князь,[783] отламывая красивой рукой корочку хлеба, – que je suis parfaitement indifférent au nom Collège ou ministère. Il nous faut des gens capables et nous n’en avons pas.[784] Он говорил ленивым тоном старого вельможи, который смешон был в нем, в молодом человеке, но говорил с такой уверенностью, что его слушали.
– Извините, князь, ежели теперь, – продолжал чиновник, видимо отвечая преимущественно на те возражения, которые он привык слышать от большинства старых служащих, а не на те, которые делали ему, – ежели теперь не замечается единства и представляется разрозненность в новых учреждениях, то это происходит оттого, что только часть их могла быть введена в действие. – Он оглянулся на княгиню, – положим, вы бы портного упрекали за то, что рукава фрака безобразны и не в пору, когда они не пришиты еще к фраку. Не так ли?
Князь, в ответ на пристально и долго устремленный на него взгляд, не моргнул, не изменил своего красивого,[785] спокойного лица и[786] продолжал прямо смотреть на чиновника,[787] княгиня учтиво улыбнулась.
– Согласитесь, – продолжал чиновник, все и совершенно забыв возражения Pierr’a и отвечая на мнимые привычные возражения, – что нельзя требовать, чтобы работы по такому громадному делу окончены были вдруг. Где у нас люди,[788] я с вами согласен, – говорил чиновник за 50 лет тому назад точно так же, и совершенно в том же смысле, как говорят это теперь, т. е. стараясь показать, что из людей есть один только я, да еще несколько, – где у нас люди. Ведь Михаил Михайловичу (Сперанскому) верно никто не откажет в[789] желании добра и любви к отечеству, однако он работает почти один и что же, мы можем помогать ему.[790]
M-r Pierre любил спорить и, несмотря на свою распущенность и слабость в жизни, в деле мысли и спора он[791] обладал логически последовательностью, которая, казалось, против его воли влекла его в самые поразительные соображения.
Pierre[792] по наружности составлял резкую противуположность князю Андрею. В сравнении с тонкими, твердыми и определенными чертами князя Андрея, черты Пьера казались особенно пухлы, крупны и неопределенны. Особенно оживленные и умные глаза, отчасти скрытые очками, составляли главную черту его физиогномии.
776
– Суп подать, – опять сказал металлической неприятный голос, обращаясь к слугам.
779
782
784
[Признаюсь, милый мой, мне нет никакого дела до названия: коллегия или министерство. Нам нужны способные люди, а их у нас нет.]
787
792