На братские объятия я уже не рассчитывал. Я уже не ни на что не рассчитывал.
Я все понял.
Но, тем не менее, с застывшей улыбкой на лице и радостными интонациями в голосе я пододвинул стульчик и прежде чем усесться на него встал перед Шкафом в позе просителя, слегка согнув спину, с притянутой рукой для рукопожатия. Его приветствие мне уже было нафиг не нужно, я просто хотел, то ли убедится, то ли поиздеваться, то ли над собой, то ли над ним.
Тот, бросил быстрый и недовольно-брезгливый взгляд вниз на мои берцы, мол, наследил тут. Липкими пальцами отпустил пульт и протянул руку к моей. У меня было такое впечатление, что я сжал котлету. Тот, даже малейшего напряжения в пальцах не сделал. Слишком быстро отпустил рукопожатие, которое он и не старался удержать, схватился за пульт снова. Толстая голова, некогда одного из главных посмешищ стаба, чуть отвернувшись смотрела в телевизор. Тапочек на босой ноге лениво покачивался вверх-вниз.
Я, не прекращая улыбаться, до судорог на лице, опустился на стул.
Глава 4
Проснувшись в отвратительном настроении и не выспавшись толком от всеобщего храпа в казарме, я стал с интересом смотреть по сторонам. Спрыгнув с «пальмы», то есть со второй полки на нарах. (почему то второй этаж считается не престижным, хотя мне гораздо приятнее смотреть на потолок, чем на пердящую жопу соседа сверху). Впрочем, вещи со второго яруса шконки я скинул на пол, не поинтересовавшись согласия на то у неизвестного мне хозяина. Возражений не поступило. Ну и ладушки.
Все говорили в пол-голоса, никто не балагурил и не шумел, как нашалившие дети перед приходом строгого воспитателя.
Через некоторое время, стальная дверь в казарму открылась, лязгая замком и на раздаточной тележке вкатилась, толкаемая теткой - поварихой в белом халате, которую я тоже раньше не видел, громадная кастрюля и кипа металлической посуды, гремящая на каждой неровности пола. Все, уже довольно шумя, уселись за стол, который раньше стоял в столовой и стали получать в миску порцию… чего-то… наверно очень вкусного и полезного. Затем в пластиковые кружки наливался живчик. Всем поровну.
Очень демократично так…
Отведав местных деликатесов и запив все это благолепие разбавленным безо всяких мер живчиком, организованная толпа, как то пугливо и не спеша стала выходить во двор, на солнышко. От здания казармы, то же никто, далеко как раньше не уходил. Только несколько человек торопливо двинулось к ангару, в котором ранее находились автомобили и прочая полезная дребедень. Грохот чего-то металлического и нервный взвизг шлеф-машинки говорил о том, что дошли.
Я, намеренно не разговаривал ни с кем из ранее знакомых мне обитателей казармы, с новичками то же знакомств не заводил. Никто из постояльцев то же не стремился мне излить душу, что произошло за последний месяц.
Итак все было понятно. Шкаф, прежний увалень и недотёпа, выдавил из себя… Нет, не выдавил, а сбросил шкуру как змея, или кто там… и наружу вылезло то, что долгие годы скрывалось в нем. Стикс, его звериные законы выживания, беспринципность и жестокость, предательство и… наверное все самое негативное, плохое и постыдное, что есть в человеке вырвалось из него наружу и стало верховодить.
И видимо ему это нравилось и доставляло удовольствие. Чувство беззакония и вседозволенности, сделало из вчерашнего недотепы и неудачника, забитого и закомплексованного маленького человечка, ничтожества, в тирана. Хозяина судеб и жизни. Устанавливающего свои законы и взгляды на всё.
Ну что ж, все к этому и шло. Предпосылки то были. Я их видел. И они меня если не пугали, то напрягали. Теперь, смертью Ласты его не завиноватиш. Да он вообще про него помнит? Ну, подставил я этого олуха под зубки зараженного. Но ведь все равно он был здесь не жилец! Рано или поздно кто ни-будь его или грохнул бы, или зараженный бы его захомячил. Он ведь блаженный был! И к тому же у меня, был веский повод! Ведь сработало же!
Я захотел посмотреть на Арену и свой бывший «спорт-зал». Быстрым шагом, разговаривая сам с собой как шизофреник, я от казармы быстрым шагом направился внутрь стаба.
- Эээ…эээ…эээ…, - чей то нелепый окрик остановил меня на пол пути.
Как телок я обернулся на экалу.
Широко расставив ноги, метрах в пятнадцати от меня стоял щупленький парнишка в натовском камуфляже. Лицо, по детски глупое и какое то глумливое. Надменно задирает подбородок вверх, от чего глазные яблоки прикрываются веками и вид становится надменным.